Джон, отстранив Марси, подобрался к люку и толкнул его, надавив руками на крышку. Отчаянно, изо всех сил, он давил толкал и нажимал. Тщетно. Крышка не сдвинулась ни на полдюйма, как влитая. Люк действительно заперли или что-то на него поставили.
Шутки ли это товарищей - не самые остроумные и безобидные, надо сказать, но от кое-кого такого вполне можно было ожидать - или проснулись Блэквуды, или Бетси вдруг заявилась - неизвестно. Однако прямо сейчас выяснить это вряд ли возможно.
Две непокорные капусты-головы тем временем вопреки всем законам тяготения катились по лестнице вверх, упорно норовя ухватить ребят за пятки.
Кухарка - царица кухни госпожа Саломея - недовольно сдвинула брови, что смотрелось довольно комично на ее щекастом добродушном лице.
- Эй! - контральто заглушило все остальные звуки. - Я кому сказала! - бросив стряпню, она протянула руку и схватила здоровенную кочергу. - Сию минуту! - в ее голосе уже звенел гнев. - Немедленно! Я! не позволяю! - и, будто повинуясь ее гневу, огонь яростно загудел в печи, а кочерга сама собой раскалилась докрасна. Несколько быстрых неуловимых шагов, и толстуха уже возле самой лестницы, казалось, она не идет, а скользит, причем с неожиданно большой скоростью.
Хрясь! Хрясь! И два мощных удара раздробили головы в ошметки салата. Слегка подгоревшего капустного салата. И никаких волос, ушей и глаз. Может, действительно, наваждение?
Госпожа Саломея так не считала, судя по ее все еще рассерженному покрасневшему лицу.
- Там нет выхода, - небрежно бросила она беглецам и ткнула кочергой в противоположную сторону. Через всю кухню к дальней стороне. - Хотите удирать - вам туда.
И, забыв о Марси и Джоне, сжавшихся в самом верху лестницы, круто развернулась к сухопарой даме.
- Госпожа. Жулиана, - она говорила очень раздельно и гнев клокотал в каждом ее слове. - Немедленно. Покиньте. Мою. Кухню. Вы. Мешаете. Мне. ГОТОВИТЬ!!! - последнее слово она проорала так, что задрожали кастрюли и котелки. Совершенно ясно было, что никто никогда ни за что ни под каким предлогом не смеет нарушать это священное действо.
Жулиана как-то слегка усохла и стушевалась, видимо, осознав, что перешла некие границы.
- Не извольте беспокоиться, госпожа Саломея, - яд капал с ее слов, но яд бессильный. - Лишь бы потом никто не жаловался, что не хватает поварят и все разбежались.
Подхватив юбки и оправив наколку, госпожа Жулиана высоко подняла голову и с достоинством простучала каблуками, скрываясь за шкафами и буфетами.
Толстуха, все еще раскрасневшаяся, оперлась на кочергу и переводила дух, медленно остывая.