Ей до сих пор не верилось, что это произошло и происходит наяву.
Олдмандское королевство, провинция Вестаббат, квартира Анны Линкольн. 3 сентября 1328 года от ПК. 17:45
Как обычно бывало по пятничным вечерам, Анна устроилась в кресле, поджав под себя ноги, укутанные сейчас в мягкий ворсистый плед. В камине умиротворяюще пострескивали поленья, и этот фон как нельзя лучше подходил для теперешнего занятия девушки — она трудилась над очередным вышиванием, тщательно подбирая размеры и оттенки бисерин. Тонкие длинные пальцы Анны умело обращались с иглой, работа неспешно спорилась, и на душе у леди Линкольн, пожалуй, впервые за много месяцев было... нет, не спокойно. Как-то отрешённо-безразлично-апатично.
С тех самых пор, как бесследно исчез её научный руководитель и защита готовящейся диссертации стала невозможна, Анна перестала понимать и чувствовать это чужое теперь для неё слово — спокойствие. Много дней провела она, ломая голову над загадкой, что же сделалось с профессором. Или что и кто сделал с ним... Второй вариант казался ей наиболее вероятным. За что — она примерно догадывалась по обрывочным полушёпотным фразам, слышимым ей в коридорах университета, когда она ещё числилась там аспиранткой.
После тёмной, во всех смыслах, истории с Артуром Лидсом на неё саму тоже стали посматривать косо, начиная некоторыми представителями научного сообщества (кое-какие из журналов, особенно пекущиеся о своей репутации, даже отказались принимать к публикации её материалы) и заканчивая собственной семьёй. Отношения Анны с родителями в целом стали прохладнее с того самого дня, как она внезапно пошла против их воли, вместо факультета общественных наук поступив на филологический...
Разрыв поколений в рамках семьи Линкольн лишь увеличился во время обучения Анны на последнем курсе, когда однажды, придя домой, она с воодушевлением рассказала родителям о своём намерении защищаться под руководством профессора Лидса, на тот момент уже достаточно авторитетного исследователя Хаоса. Заставить девушку отозвать своё заявление из деканата не удалось ни уговорами, ни увещеваниями, ни угрозами прекращения финансирования. Анна прекрасно понимала, что угроза эта нереальна: родители, чтобы они ни говорили на словах, на деле не допустят её отчисления прямо перед самым получением диплома, и конечно же, оплатят семестр — слишком уж они амбициозны, чтобы стерпеть такой позор. Супругам Линкольн оставалось лишь недоумевать, откуда в их тихой дочери, всегда такой покладистой и послушной, пробудился демон бунта. Разумеется, связывали они это с дурным влиянием ненавистного профессора, но сделать ничего не могли. Пришлось смириться. А Анна после этого случая ограничила отношения с родителями рамками необходимой учтивости, ясно осознав, что доверительность навсегда покинула их. Родные по крови люди, тем не менее они не понимали её. Такое, увы, случается.
Профессор был другим. Никогда ещё Анна не встречала человека, столь не похожего на неё, но столь ясно умевшего читать в душе. Для учёного нет ничего дороже научных воззрений, идей, представлений, гипотез и теорий — одним словом, всего того, что составляет его мировоззрение. И нет ничего важнее стоять на своих научных позициях до конца. Этому он учил её. Артур Лидс обладал независимостью и упрямством в отстаивании своих взглядов — теми чертами, которых не хватало ей самой, которые с самого раннего детства в ней убили строгим воспитанием. Независимость суждений, независимость взглядов, наконец, независимость от мнения других людей, на которых Анна привыкла оглядываться, которым привыкла уступать... В каком-то смысле это была свобода. Да, в глазах Анны профессор был свободен. Конечно, справедливости ради стоит отметить, что характер у научного руководителя, мягко говоря, был непрост (а если уж говорить совсем откровенно, временами Артур Лидс был прямо-таки несносен). И всё же этот человек понимал её, и у них было одно общее любимое дело. А это очень дорогого стоит.
Впрочем, лучше опустить все лирические отступления, повествующие о жизненных выборах и прочих перипетиях Анны Линкольн. Разве что стоит упомянуть про финальный аккорд этой пьесы — срыв защиты её диссертации. Из университета Анну никто не отчислял. Она ушла сама. А что бы сделали вы, если бы вас вызвали в ректорат и мягко, с оттенком какой-то омерзительной заботы о вашем будущем, не имеющей ничего общего с искренностью и участием, посоветовали сменить тему научной работы, а заодно и научного руководителя взамен исчезнувшему? «Так будет лучше для тебя», — настаивали родители. Анна же ответила: «Это предательство». В сумасшествие профессора она не поверила. После краха всех родительских надежд, которые возлагали они на единственную дочь, извечный конфликт отцов и детей заявил о себе в полную силу. Скандала не было, Анна попросту ушла из дома, начав жить отдельно: сняла уютную квартирку всё в том же родном Вестаббате у одной пожилой дамы. Если бы она знала, что жить в одиночку не так уж и плохо, наверное, сделала бы это раньше.
Внезапный звонок в дверь вывел девушку из медитативно-сосредоточенного состояния ¬— от неожиданности Анна вздрогнула, тут же вскрикнув от резкой боли: на уколотом иглой пальце выступила алая капелька... Пока она сосбиралась с мыслями, звонок повторился. Кто бы это мог быть в такой час?..
***
Прохаживаясь по комнате скорым шагом, выдававшим крайнее волнение, в который раз Анна взяла в руки лежащее на столе письмо. Вновь пробежалась глазами по строчкам с таким знакомым почерком. И в который раз бросила письмо обратно. Сложенный вчетверо листок, покружившись в воздухе, мягко опустился на полированную поверхность, распространяя вокруг себя аромат одеколона адресанта. Тот самый аромат. Анна отвернулась, приложив к губам тыльную сторону ладони (неискоренимая привычка детства, жест, плохо поддающийся контролю и дававший о себе знать в минуты смятения) и вновь принялась мерять простанство шагами. Мысль лихорадочно работала. «Мировая скорбь», «Вест», «зелёный эльфийский» и «Майер» вкупе с почерком и индивидуальной манерой изложения — яркие лингвистические индикаторы. Но что если это фальсификация? Как филолог она знала: авторский стиль и почерк можно имитировать, было бы желание и умение. Но вот запах... Девушка снова взяла письмо в руки, поднесла к лицу, медленно вдохнула. Да, она узнала бы его из сотен других. Сомнений не было, писал профессор Лидс. Значит, он жив!
Анна взглянула на календарь. 4 сентября — это же... завтра?! Что же делать... что делать? С кем посоветоваться? Да какие тут советы! На это просто нет времени, решать нужно немедленно. К тому же... письмо шифровано — значит, за профессором слежка и ему угрожает опасность. Нет, точно никому нельзя сообщать. Но как же родители? Если она исчезнет без вести, страшно представить, что с ними будет. Вот незадача, как быть... Покопавшись в книжном шкафу, девушка выудила с верхней полки географический атлас. Порт-Норман — это же так далеко... Она никогда не покидала родной Вестаббат, разве что ездила на конференции. Однако подобные мероприятия всегда проходили в составе организованной группы от университета. Здесь же предстояла поездка в одиночку. Страшно. Опасно. Анна закусила губу, задумалась... Если попытаться рассудить трезво (что сейчас, в условиях жёсткого лимита времени, было сложно), вряд ли профессор стал бы писать ей и подвергать риску одиночного путешествия, не будь дело серьёзным. И если она держит сейчас в руках этот листок, значит, случай безотлагательный. Возможно, ему больше не к кому обратиться. «Это предательство», — вспомнились собственные слова. Нет, она не может поступить так низко, отказав нуждающемуся в помощи. Решено — она едет.
Дорогая мама!
Обстоятельства сложились таким образом, что завтра я не смогу приехать на субботний ужин и навестить вас. Мне нужно срочно отлучиться в Гаэльдон: там проходит интересная конференция по моей теме, а я слишком поздно увидела их объявление о принятии статей к публикации. Питаю надежды принять в ней участие хотя бы слушателем. Возможно, я задержусь там на какое-то время (говорят, в этой провинции замечательный архив, и не воспользоваться шансом посетить его было бы безрассудно).
PS: В спешке я не успеваю оплатить аренду миссис Джекман за текущий месяц, и мне не хотелось бы подводить её таким образом. Пожалуйста, сделай это за меня (деньги я оставила на камине).
PPS: Передай привет папе. Надеюсь, он не станет сильно сердиться. Приношу извинения за нарушенные планы.
Анна
Письмо на скорую руку вышло рваным, суховатым. Но хотя бы так, на что-то более учтивое и пространное у Анны попросту не хватило времени — ещё нужно было купить билет и собрать вещи.
Олдмандское королевство, провинция Морлен, Порт-Норман, Центральный Вокзал. 4 сентября 1328 года от ПК. 18:20
Анна еле успела к прибытию поезда (всё же ношение тяжёлых саквояжей не было основной деятельностью хрупкой девушки, а потому сильно снижало её скорость) и сейчас, стоя на перроне в ожидании, переводила дух, не снимая перчаток поправляя выбившиеся из-под дорожной шляпки волосы и изредка прикладывая к лицу надушенный платок — Порт-Норман встретил её буйством запахов, от которого голова так и норовила пойти кругом.
Она чувствовала себя неуютно. Неизвестность мало кому приходится по душе, а уж привыкшую к размеренной жизни Анну она пугала вдвойне. Почему-то только сейчас с запозданием на ум пришла мысль, что неплохо было бы иметь запасной план на случай, если... А что если? Опять же неизвестно. Простодушная, никогда не умевшая просчитывать далеко наперёд, угадывать мотивации других и думать о разного рода препятствиях и погрешностях в осуществлении задуманного, только начав общение с профессором, Анна стала немного вникать в эту таинственную науку под названием «выработка стратегии и тактик». Одним словом, планировать пока она умела плохо, и как назло это умение давало сбои в самые неподходящие моменты. Вот и сейчас она подумала, что зря отправила то письмо родителям. А вдруг за ней слежка и вскоре обнаружится, что ни в какой Гаэльдон она не поехала? Но отступать и что-то менять было поздно — вдалеке уже вырисовался силуэт приближающегося поезда.