Оракул, живущая в этом подземелье уже много лет, сроднившаяся с Гелиасом и отказывающаяся покидать его, она во многом уподобилась камню. Она почти не двигалась. Солнечному свету она предпочитала свет своего господина. Никто никогда не приносил ей пищу, не выносил её испражнения. Жрецы говорили, что иногда она спит, но говорили с неуверенностью, боясь спутать сон и глубокие медитации. Никто не знал, сколько ей лет. Маеджейяр рассказывал Домициану во время одной из прогулок по городу, что его дед однажды ходил к оракулу, и был удивлён, насколько это была дряхлая старуха. Это была всё та же старуха, Домициан знал это: список имён служивших оракулов был высечен в главном зале.
Смертная, с витэ, текущем в её венах. Владеющая как минимум одной Дисциплиной. Променявшая весь мир на пещеру со своим повелителем. Или, правильнее назвать его «регнантом»? Всё так, регнант. Он принимает в дар кровь, витэ, жизнь, и дарует жизнь своему оракулу, и хранит жизнь в этом городе. Был ли это не-мёртвый собрат Домицина? Он знал о клане Гангрел, обладающем даром Протея, уходящим в землю, прочь от солнечных лучей. Некоторые сородичи были способны проникать даже в камень, и их было не отличить от пустой породы. До Домициана даже дошли слухи, что в землях Гибернии существует могущественный гангрел, способный превращаться в туман, неуязвимый для пуль. Словно дух-хранитель острова, он был одной из главных причин, по которой Гиберния оставалась непокорённой. Но могло ли могущество вампира достичь таких масштабов, что даже солнце перестало его страшить? Мог ли гангрел превратиться не в камень, не в туман, а в осколок небесного светила? Нет, такого быть не могло.
Гелиас не мог быть вампиром, но тоже был существом крови. Оракул была его гулем, а значит Домициан всё же был единственным вампиром в Иераполе. До тех пор, пока не пришёл Викентий.