Три вороньих пера вонзились в песок под ногами Домициана. Эти чёрные птицы встречались в «Стране Пурпура» на удивление часто, но всё же ближе к вечеру, с наступлением сумерек, а сейчас был почти полдень. Три вороньих пера, как весточки из холодных дунайских провинций, где жизнь никогда не спокойна. И, скорей всего, не будет впредь. С тех пор как умер император Авдил и на его смену пришёл император Вайос, в империи наступил кризис. Галльские земли отделились ещё при прежнем правителе, и теперь там правил галльский император Максим, любимый в провинциях и презираемый в столице как узурпатор, поклоняющийся ложным богам. Но какие боги сейчас правильные? Здесь, в Иераполе, процветал культ Кибелы, и Домициан был свидетелем чудес, каких не было в Риме. В землях Греции набирала силу религия Ихтис, чьи проповедники добрались и до Рима, рисуя своих рыб в столичных катакомбах. Чудеса их Мессии кажутся наивными по сравнению с чудесами Кибелы, но даже их было достаточно для Рима, ведь сегодня даже римские авгуры не могли предсказать ни урожай, ни засуху. Боги отвернулись от Рима.
Три вороньих пера преградили Домициану путь в храм Кибелы, который был также и библиотекой. Домициан прибыл в «Страну Пурпура» по поручению Гекатерины Висмод, сестры императора Авдила, чтобы написать биографию «последнего императора, при котором Рим процветал». Когда он отправился из Рима, это были земли империи, но когда его галера прибыла в порт Иераполя, Домициан ступил уже на землю Пальмирского царства. Квартировавший в Иераполе XII Сторожевой Легион присягнул Пальмирскому Императору. А потом следующему. И следующему. За прошедший год в Пальмире сменилось столько императоров, что казалось, будто офицеры регулярно разыгрывали титул в орлянке. Делать здесь всё равно было нечего. Сирия — не Дунай, легионерские шестизарядные магнумы не стреляли уже несколько лет и покрылись ржавчиной.
Но XII Легиону до этого не было дела, как не было дела и до старого историка, прибывшего погостить в город. Их вообще мало что интересовало, с тех пор как они покинули бараки на Солдатской Площади и перебрались в пустующие каменные особняки, оставленные сбежавшей от войны знатью. Это был прекрасный район, самый прохладный из всех. Он раскинулся вдоль северной стороны холма, а разбитые здесь сады дарили прохладу даже в знойный полдень. Кроме того, отсюда до шлюх из бедного квартала было рукой подать, а для легионера это весомый аргумент.
Город был поделён на чёткие кварталы: купцы жили отдельно от черни, ремесленники не выходили за пределы своего Гончарного квартала, а жрецы предпочитали стены храма и постройки на холме, где он стоял. Домициан мог ходить по любой улице, но по долгу службы большую часть времени он провёл в храме. Монументальность храма трудно преувеличить. Стоящий на самом высоком холме города, он имел дополнительный фундамент высотой в два человеческих роста. Сложенный из камня, с дверьми, украшенными золотом. Внутри обилие золота слепит глаза, а аромат благовоний пропитывает одежды. Если бы Домициану было необходимо дышать, он бы не смог здесь работать. В главном зале стоял алтарь, на котором приносились кровавые жертвы перед статуей Кибелы. Сама статуя отлита из золота, её одежды украшены несметным количеством драгоценных камней, привезённых сюда из Египта, Индии и Фригии. На её голове диадема с гигантским бриллиантом, отражающим солнечный свет на весь храм и светящийся даже ночью, хотя и гораздо слабее.
Но этот магический камень был не самым удивительным чудом Иераполя. В глубинах храма в тайне от всех стоял камень Гелиас, испускавший из своей глубины золотые лучи, словно в него был заточен кусочек солнца. Ночью он становится пурпурным, а днём он поворачивается в след за путешествующим по небу солнцем. На нём проступают древние буквы, начерченные оракулом. Эти буквы окрашены в цвет, похожий на киноварь, но Домициана не обмануть: это была кровь. Значения слов не известно и самому оракулу, он чертил их по памяти, словно рисунок, копируя с такого же камня, который видел в городе Голконда, далеко к востоку отсюда. Этот камень являлся сердцем Иераполя. К нему по желобам и трубам храма через священные шлюзы, о которых было известно лишь жрецам, стекала кровь с алтаря в главном зале. Кровь вместо воды питала местную землю, она лилась из возложенных на алтарь жертв, лилась из отрезанных членов жрецов, ритуально оскопивших себя, чтобы затем предаться бесплодному разврату. Кровь лилась под ножами грабителей из тёмных переулков, чьи убийства в определённые дни считались не преступлением, но священнодействием. В чрезвычайно сложных ритуалах оргаистический культ Астарты перемешался с аскетством культа Рыбы, кровь животных мешалась с кровью людей, солнце оказалось под землёй, а луна здесь — божество мужского рода, почитаемое наравне с солнцем. Но главной всё же была Кибела, владычица гор, лесов и зверей, регулирующая их неиссякаемое плодородие.
Золотая маска роскоши, скрывавшая кровожадное уродство, поощряемый, но бессмысленный блуд скопцев, и солдаты, забывшие войну — таков был Иераполь, построенный на обломках десятка предыдущих городов, уходящих во тьму веков. И храм Кибелы, на холме столь древнем, что его катакомбы всё ещё хранят сырость со времён потопа Девкалиона. Сюда прибыл Домициан год назад, чтобы писать о восточных кампаниях своего императора, и в прохладной библиотеке этого храма стояла его печатная машинка. И теперь, когда труд его был почти закончен, у крепостных стен Иерополя объявились два других легиона: VII Освободительный Легион императора Максима и XXII Вспомогательный Легион императора Вайоса. Пред землями Пальмиры встал выбор: присоединиться к законному, но нелюбимому императору Вайосу, или стать частью галльской империи Максима, зажав Вайоса в тиски.
Три чёрных пера на пути Домициана, оказавшегося между молотом и наковальней.