— Дава-а-а-ай!
Крик давил на уши, словно вода на глубине десятка футов, без труда прорываясь сквозь близкий грохот ружей. Знакомый голос Ронни был неузнаваем, и куда больше подходил сейчас какому-нибудь дрилл-сержанту из фильмов про Вьетнам — злой, резкий, командный. И команда была вполне недвусмысленна: в руке Томми было зажато грубое самодельное копье, а впереди буквально в двадцати шагах среди кустов маячила спина священника. Черная сутана развевалась на ветру, напоминая крылья падшего ангела.
Рука Томми сжалась крепче, но предательская дрожь все равно шатала наконечник копья из стороны в сторону, пока он бежал, перепрыгивая через кусты, а вековой лес нависал над ним незримым наблюдателем...
"Мы не можем просто бросить его!"
Рука Томми дрожала, с трудом удерживая маркер. Пронзительный скрип, который издавал кончик маркера, то и дело проскальзывая по белому пластику информационной доски, вызывал дробную поступь стада вспугнутых антилоп по спине. К счастью, Кимберли, отделенная толстым стеклом карантинной палаты, не могла слышать этот звук, а интеркомом они по обоюдному согласию перестали пользоваться еще в прошлое посещение — по нему нельзя было говорить тихо, а вещи, о которых говорили дети, если бы их услышал посторонний, привели бы их обоих прямиком к психологу.
"Я пыталась, видишь к чему это привело?"
В глазах девочки стояли слезы, когда она прижала доску с ответом к стеклу со своей стороны. Томми видел ее бледность, чуть тронутые синевой губы, запавшие глаза, а чуть сместив взгляд, мог заметить кошмар для любой девочки — пересохшую кожу рук. И все же, медицина продвинулась далеко вперед со времен средневековья — сейчас жизни Кимберли угрожала разве что бюрократическая волокита, волна которой наверняка поднялась до самого министерства здравоохранения.
Томми шмыгнул носом, вытер свою доску, и начал писать упрямо и размашисто:
"Мы не можем. Он бы не бросил на..."
Короткий удар по стеклу привлек его внимание. Кимберли хмуро смотрела куда-то в сторону, прижав к стеклу ладонь, и Томми, подняв взгляд, увидел чью-то фигуру, которая приближалась по коридору. Медсестра, врач или даже уборщица — это было уже неважно. Томми настрого запретили видеться с больной из-за "вызываемого его визитами подавленного психологического состояния".
Томми спешно стер написанное, бросил доску на столик и перед тем, как бегом броситься в другой конец коридора, вымученно улыбнулся и коротко хлопнул по стеклу напротив ладони Кимберли. Стеклянное "high-five" эхом зазвенело в стерильном пластиковом пространстве...
— Ты чего, баклан, совсем опух?
Томми медленно поднимался, разглядывая свои расцарапанные об асфальт ладони. За велосипед точно можно было не беспокоиться — этот агрегат пожалуй мог пережить прямое попадание кумулятивного снаряда. А вот руки... Ничего, руки заживут. Вместе со всем остальным — подняв глаза, Томми увидел гаечный ключ в руке парня, и совместив его с решительной походкой и грубым окриком, получил неутешительную сумму в виде предстоящих увечий.
Впрочем, сейчас его куда больше волновал сам факт реальности происходящего. Слишком многое занимало сейчас мысли МакНевилла, и реальность, несмотря на всю тавтологию, была не такая уж реальная.
— Извини, приятель, — наконец пробормотал Томми, отворачиваясь к велосипеду. Впрочем, извинений в его голосе было примерно столько же, сколько во фразе "Да пошел ты".