Сознание приходило медленно и мучительно, сопровождая подключение каждого из чувств волнами тошноты и тупой болью по всему телу. В глаза словно песка насыпали. Сто лет спал, а все-равно не выспался. Как-то так можно было состояние описать. Под спиной — жесткая пластиковая спинка криокамеры. Перед глазами — освещенный отблесками огня факелов, выкрашенный в серый цвет, облупившийся бетонный потолок. Крышка камеры уже сдвинута в сторону, электроды и катетеры сняты. Снаружи твоего личного саркофага — монотонный гул десятка голосов. Что-то поют. Или заупокойные молитвы читают. Непонятный язык. Некоторые слова были смутно знакомыми, но попытки сконцентрироваться на тексте снова отдавались головной болью. Руки словно не свои и с ногами ситуация не лучше. Поднимаешься с трудом, хватаясь за каркас капсулы.
Круглый зал, полумрак, восемь цилиндров криостазисных контейнеров звездочкой на полу выложены, крышками вверх. Куча гофрированных трубок и толстых жгутов проводки по полу кишками клубятся, путаясь в криогеле, что капсулы недавно заполнял. Сыро и холодно. Восемь фигур в рваных черных плащах, воздев руки к потолку поют заунывно. Еще четверо коптящие факелы держат молча. Оставшиеся пятеро стоят у двери выжидательно, с автоматами наперевес. Невысокие, коренастые, а лиц во тьме не разглядеть.