Когда Дамьен спустился и расслышал о чем так возбужденно говорил мальчишка, и о чем так пренебрежительно отозвался зашедший в таверну франт, то ощутил иллюзорный гнилостный привкус на языке. Подобные зрелища были отвратительны аристократу до глубины души, но вместе с тем и не позволяли отвести взгляда от наглядной демонстрации хрупкости человеческой жизни. Он точно знал, что на месте той ведьмы может оказаться не только смазливая девчонка: неважно молод ты или стар, богат или беден, красив или уродлив - Инквизиция не пощадит никого. Впрочем, причину подобной "раздвоенности" внутри него Дамьен прекрасно знал. Он ведь и сам вполне мог быть на месте той ведьмы и много лет назад и,тем более, сейчас, а потому уже в чем-то ей сочувствовал. Раз в городе инквизиторы, то с визитом в книжную лавку придется быть осторожней, а на приобретении особых томов можно вообще поставить большой и жирный крест - под впечатлением того, что сделают с ведьмой все разом начнут строить из себя честных и законопослушных. Тьфу, лицемерие! Лорейд подозревал что будь у большинства возможность выбирать, то они ринулись скопом бы туда, где не заставляли бы платить церковную десятину, а также поощряли пьянство, обжорство и блуд, даже если пришлось бы для этого встать на колени перед Сатаной, которым горазды были пугать юродивые и кликуши.
Но он молча направился к выходу, видя что никто не обращает на него внимания и не собирается ему препятствовать. Лорейд сам не знал, зачем он шел туда, где никак не мог повлиять на исход событий и вынужден был оставаться безмолвным зрителем. Он твердо знал что увидит - беснующуюся толпу, чьи лица будут искажены злорадством и ненавистью настолько, что их обладателей трудно называть людьми. Наверное также выглядели те, кто когда-то кричали "Распни его! Распни!", а позже бросали первых христиан в клетку с дикими зверьми.
Как Дамьен не старался прокладывая себе путь сквозь гудящую толпу, к началу экзекуции он не успел. Даже более того, он ощутил как людей вокруг него охватывает непривычное для таких собраний чувство. Смятение. Страх. И потом он смог подойти поближе и узреть все своими глазами. Женщина отказывалась. Она терпела пытки и не спешила говорить то, чего от нее так хотели услышать. Добровольно штудировавший в свое время такую скользкую вещь, как анатомия, Дамьен видел и знал что именно с ней делают и какие от этого последствия. но она не сдавалась, предпочитая терпеть, но не размыкать уст, отрицая все обвинения. Аристократ не знал, сочувствует ли кто еще из очевидцев ей или нет. Для него было очевидно, что женщина не начнет вопить на потеху горожанам и уж тем более не начнет молить инквизиторов о пощаде. Было в ней то же самое, что и в тех мучениках, что соглашались по доброй воле погибнуть в руках палачей давным-давно, но не предавать свою веру. И эта женщина не предаст то, что есть для неё альфа и омега. Странно, что инквизитор понял это не сразу. Зато потом предпринял попытку завоевать расположение толпы, продемонстрировав книгу, Дамьен заинтересовался и попытался поподробней разглядеть столь радушно продемонстрированное на страницах, припоминая не видел ли он чего подобного ранее.
Разумеется, этот пошлый фарс завершился вполне предсказуемо, разве что способ казни выбрали более изощренный нежели обычно. Хмурый Дамьен подавил желание сплюнуть под ноги как последний забулдыга и отправился обратно в "Хвост русалки", как только ведьму увели, а толпа стала расходиться. На душе у него было скверно, а один не слишком удачливый уличный мальчишка, попытавшийся облегчить его от бремени ценного, но неудачно задевший его локтем, и убежавший, стоило только поймать его тощую ручонку, болезненно стиснуть и отпустить, также не слишком способствовал поднятию настроения.
Вернувшись, он мельком заглянул в стойло, где Ангел находился просто на седьмом небе от счастья, а после также тихо поднялся обратно в комнату и все же сделал то, что и планировал до того как колокольный звон выбил его из колеи. Вода, правда успела порядком остыть, но Дамьену сейчас это было не так важно. Так что спустился Лорейд изрядно посвежевший, хотя и хмурый, невольно прислушиваясь к тому, что говорили люди вокруг него.