Укусы, хоть и глубокие по меркам хомячьих челюстей, действительно оказались совсем нестрашными — хотя пластырь бы не помешал. Бактерицидный. Вдруг хомяк был заражён смертельной смертью, и через три секунды глаза Кирилла должны были наполниться гнилостно-зелёным туманом, как у живых мертвецов в фантастике? Но... но три секунды прошли, как испанские терции по полям Рокруа, и это опасение постепенно поблекло, отступив на задний план. А Кирилл погрузился в чтение, легко узнав в округлых каллиграфических буквах почерк бабушки.
«Дорогой кто-нибудь,
Я знаю, что ситуация, в которой ты обнаружишь это письмо, скорее всего, далека от нормальной. Она не похожа на привычный уклад жизни, отрицает принципы материалистического диалектизма и против всего, что лежит в основе нашей государственной идеологии. Я знаю. Поверь, ты не утратил трезвое сознание и не заболел опасной психиатрической болезнью. Я, учитель с педагогическим стажем, почти двадцать лет знакома с имеющими место событиями, и даже сейчас неспособна подобрать слова, чтобы, как пишут в газетах, полно и правдиво осветить стоящий на повестке дня вопрос. Я готова рассказать обо всём, но сначала позволь мне в третий раз заверить тебя, что ты целиком, полностью психически вменяем, что бы ты ни наблюдал вокруг и что бы ни происходило.
Меня зовут Елена Николаевна Прокофьева. Мне тридцать восемь лет. Сейчас третье июня...»
При этих словах Кирилл едва не вздрогнул. Во-первых, сейчас действительно стояло третье июня. Во-вторых, его бабушке исполнилось семьдесят с чем-то (кажется), и он лично присутствовал на её дне рождения в феврале. Выходило... выходило...
«... одна тысяча девятьсот восьмидесятого года. Генеральным секретарём партии является Леонид Ильич Брежнев. В прошлом году в Двинском открыт кинотеатр «Молодость». Я не могу предполагать, кто и когда прочитает надлежащее письмо, поэтому вынуждена щепетильно отнестись ко времени — точь-в-точь как герои Кир. Булычёва (вот горькая ирония: я люблю читать его книги). О дорогой кто-нибудь! Понимая всю абсурдность нижеизложенного, я клятвенно заверяю правдивость каждого слова.
Последние несколько лет я работаю учительницей в местной школе. Её посещают как дети из окрестных деревень, так и дети строителей, заканчивающих возведение комичного «достижения» нашей промышленности — того, что называется комбинированным предприятием имени Надежды Константиновны Крупской. Мне трудно понять смысл строительства элеватора без житниц и мучной фабрики без зёрна, но совершенно понятно желание областных деятелей выполнить план по индустриализации края опережающими темпами. И это глубоко печалит меня. Я выросла в этих местах и, до возвращения сюда с классной указкой, неоднократно приезжала на лето, будучи вожатой в пионерском лагере «Ясная зорька». Он к северо-востоку от моего учебного заведения (если деревня Новогранская ещё стоит там, где я оставляю её). Сколь я люблю эти леса с их чудесными рассветами, озёрами и лугами, столь же моему слуху неприятен стук машин рядом с когда-то замечательным озером. Да, строительство уже кончается и рабочие уезжают что ни день, однако Новогранская никогда не станет прежней. А теперь — не станет вдвойне.
Не знаю, что именно произошло при завершении последней очереди. Не знаю, как сильно должен человек обидеть природу, чтобы призвать её месть на свою голову. Но вчера живая радуга — ты же видел её на пути сюда, не так ли? — поднялась из глубин озера, чтобы остановить их. Её существование всегда хранилось мною в строжайшей тайне. Иногда, будучи молода, я показывала доверенным мне воспитанникам, как переливается вода лунными ночами или как, если громко попросить, над озером появляются словно бы волшебные ворота в сказочный мир, разноцветные грифоны, пляшущие салюты... В ней можно было купаться как в настоящей воде и даже играть, ныряя в воду следом за стайками мифических рыб. Ах!.. Ребята радовались ей и обещали ничего не рассказывать взрослым. К тому же, кто бы им поверил? Я ни за что не подтвердила бы ни слова из их рассказов — но теперь я пишу открыто. Ты верно понимаешь меня — тогда были покойные, безопасные времена. Мне нравилось дарить детям радость, и я сама не знала, сколь могущественной и опасной может обернуться та сила, с которой мы упоённо играли. Она происходит из мест гораздо древнее моего понимания, древнее самого Советского Союза, если не человеческой расы вообще. Если бы я только знала... если бы он сказал мне...
Теперь события развиваются. Телефонная связь повредилась. Михаил Евгеньевич, это председатель нашего совета, сказал, что кто-то обрезал провод за продуктовым, но я не верю ему. Это не «кто-то», это не дело рук человека. Это радуга забирает то, что всегда принадлежало ей по праву. Завтра М. Е. обещал взять автомобиль и отправиться в город, а заодно нарядить Лёшу, который живёт на углу, на починку провода. Но я не думаю, что у нас есть время до утра. Уже собрав саквояж, я пытаюсь предупредить всех о том, что им нужно как можно скорее бежать, бежать без оглядки от озера, от дьявольского комбината, от этих мест. Я почти ненавижу деревню, которую всем сердцем люблю. Почему, почему им обязательно было затеять это глупое строительство!
Но к делу. Лерочка обещает отнести другую часть письма в пионерский лагерь. У неё быстрые ноги и она управится до заката, а потом уедет со мной. Мы уже придумали, как организовать ложное предупреждение об урагане, а что будет потом... какая разница? Главное, что все будут спасены. Ребята второй день твердят, что всегда мирное озеро теперь волнуется и кипит — Лере поверят. Радуга восстаёт со дна, а вместе с ней...»
— А вместе с ней восстаёт тьма, — раздался звонкий голос со стороны кухни. — Так она писала, эта твоя смешная Елена Николаевна. Потом, правда, зачеркнула, сам погляди. Могу даже разыграть в лицах. Жаль, мне запрещали её передразнивать!
Только спустя мгновение Кирилл понял, что голос принадлежит девочке, в которую уже превращалось Присутствие Радуги.