Видимо, дурман начал действовать на паладина уже с порога этого сомнительного заведения. Гвен никак не ожидала, что благородный воин, который ещё недавно преклонял перед ней колено с соблюдением всего церемониала, станет вдруг распускать руки и позволять подобные вольности.
Эльфийка вывернулась и отскочила от Исмира как ошпаренная. Щёки её вспыхнули от стыда и негодования одновременно. А уже в следующее мгновение паладину прилетела затрещина такой силы, на какую только была способна девушка не самой крепкой комплекции.
— Как ты смеешь! Я дочь благородного предводителя эльфийского народа, и лучше умру, чем буду зависимой от кого-то!
Негодованию Гвен не было предела.
— Да обрушит владыка Кореллон потолок этого дома на твою нечестивую голову! Да покарает тебя, бесстыжего, великая Ханали! Да низвергнет беспощадный Шевараш на тебя своё возмездие!
Бублик тоже не ожидал такого поворота событий: тот, кто ещё недавно так щедро угощал его любимым лакомством, теперь вдруг вздумал обижать его подругу (если она ругается и дерётся с этим двуногим, значит, он её обидел, так ведь?). Преспокойно сидящий до этого времени на потолочной балке сыч взъерошил перья, принимая боевую готовность, захлопал крыльями и издал характерный клич:
— Пиу, пиу, у-у-у!
Чуткий слух друида уловил в нём и вопросительные интонации. Бублик как будто уточнял, хочет ли Гвен, чтобы и он задал трёпку этому наглецу.