Энрин вглядывался в подземелье так пристально, что, казалось, подземелье начало вглядываться в него. Темные складки сводов, куда не доставали отсветы факелов, хмурились откуда-то сверху, неодобрительно цокая падающими где-то каплями, тц, тц, тц. Судя по утекавшим вверх струям дыма и копоти, там было чему прятаться: кое-где железными прутьями в потолке была перечеркнута зияющая чернота воздуховодов. Рукой до них было не достать, даже в прыжке, - лишь многоножки доползали до высоких сводов, молчаливо хвастаясь своим умением лазать по сырым отвесным стенам и колоннам, - и свет из-за этих решеток не проникал в подземные ходы.
Из двух тоннелей в центральном зале (всего их было шесть) тянуло мерзкой сыростью, в подтверждение слухов о том, что они были затоплены. Если они соединялись с рекой, пожалуй, там могли водиться и рыбы и водные гады, а вот если они выходили в городскую канализацию, то там можно было добыть лишь свежей крысятины... Маршрут регулярных обходов Шилдхарта там не проходил, так что оставалось лишь гадать, чем жил странный тюремщик и откуда он брал свою баланду.
Черные одежды скрывали это существо, оставляя наблюдателю только взгляд и движения - но иногда и этого бывает достаточно. Разница между ним и прочими стражниками внимательному полуэльфу бросилась в глаза, стоило лишь сконцентрироваться на ней, как на картинке с оптической иллюзией. Прочие его коллеги печатали шаг, расправляли плечи и всячески держались молодцом лишь затем, чтобы скорее закончить здесь всё и вернуться к своей нормальной жизни, - но этот тюремщик не просто жил здесь, не просто смирился со воей участью; ему здесь нравилось. Здесь был его дом. Шаркая ногами, мимоходом он пнул какой-то камень с дороги - нет, не пнул, а поправил. Заботливым взглядом окинул свой угол, когда процессия вышла в центральный зал, - проследив за движением его глаз, Энрин увидел там и лежанку, и груду каких-то мешков, и пару бочек, всё настолько серое, что сливалось с окружавшими стенами и растворялось в полумраке. На полу что-то смутно белело - то ли кучка костей, то ли блюдечко молока для какого-то питомца... кого вообще можно подкармливать в таком месте? крыс? змей? Послушные големы так себя не ведут. И хоть он исполнял свой долг обстоятельно и прилежно, полуэльф уловил то напряжение, что скрывалось в равномерно шевелившихся складках глухого клобука: он тоже ждал, когда же завершится обход, чтобы наконец вернуться к чему-то или кому-то любимому... к своему одиночеству.
Узник, представший пред светлы очи градоправителя, тоже явно не был рад гостям. Но и одиночество ему не шло на пользу - ненависть не терпит пустоты, и оказавшись без пищи и без зрителей, пожирает душу изнутри. Похоже, старичок жрец заметил что-то такое в лице, во взгляде этого эльфа, что показалось ему страданием, и едва заметно покачал с сочувствием головой.
- Сидим? - без тени сострадания осведомился Грагеон с безопасного расстояния, и не дожидаясь ответа, так же безжалостно продолжал, - Я высочайше решил казнить тебя, эльф. Мне нужно успокоить народ, а казнь самого главного эльфийского злодея весьма подходит для этих целей. Так что я выбрал тебя. Раз ты не можешь принести мне больше... никакой... пользы.
Последнее слово будто тяжелым мешком упало на каменный пол, веско шлепнулось и осталось лежать, заставляя гадать о своей "начинке". Тоненько прокашлявшись, священник поймал глазами взгляд повелителя и после его утвердительного кивка принялся переводить. Интонацию он, конечно, передал из рук вон плохо, но прямой смысл донес, пробравшись сквозь цепочки "если" и "потому".