Это было странное чувство.
Прикосновение Алексис было недолгим, порывистым и сильным. И, даже после того, как она отпустила предплечье тролля, Вега чувствовал его - жар ладони на рукаве плаща и легкие уколы когтей на коже.
Морро был оплотом спокойствия и уравновешенности. Он никогда и никуда не спешил, предпочитая размеренное созерцание бешеной активности. Лэйт была не такая. От нее исходила аура первобытной ярости и жажды движения. Порой Винсент оказывался так заворожен этим ощущением, что сам не замечал, как не отводит от Алексис взгляда.
Он понимал, что большинство (кроме, разумеется, команды) видят в ней, в лучшем случае, опасного психа, который является носителем жуткой чумы, а в худшем - дикого, безумного и кровожадного зверя. Винсент никогда не чувствовал подобной опьяняющей ярости, ему был доступен лишь холодный гнев, но он мог понять, что движет девушкой.
Один из немногих, Морро умел принять ее потребности - быть может, потому, что сам умудрился стать уродом даже среди себе подобных. Вега никогда не жалел Алексис, но считал своим долгом быть рядом в те сложные моменты, когда ей требовалось совладать с самой собой. И был ей благодарен за то, что Лэйт ему это позволяла.
Разумеется, они никогда не говорили об этом - ни вслух, ни как-либо еще. Возникло то самое молчаливое согласие, что скрепляет доверие трепетным сохранением границ, за которые переходить не стоит.