Тать кинуть о земь скатерть, а покуда она катилась да яства с хмелем выставляла не жалеючи, отошел немного назад. Оглядел всю компанию чесную. Улыбнулся да во все глаза стал глядеть, чтоб ни мигу, ни долечки не упустить.
Много кого не было теперь рядом с ними. Шли, да не не дошли выходит, но не за зря! Нет, такое дело сотворили: вызволили Солнце! Уму то постижимо ли? Солнышко вернули!
Думал тать, вот коли вернут они солнце, станет тут же гордость есть их поедом, мол, глядите-ка все, герои, вот они. А ну-ка, быстро в ножки кидайтесь, да перста целуйте украдкой... Ан нет, не чувствует он превосходства черного, аль гонора победоносного. Может не время покуда, да там уж видно будет, а пока не чувствует Фока ничего, кроме усталости да радости.
Слушал как товарищи боевые говорят и не верил, что вот так просто они все сидят тут и не надобно никуда больше. Не-ет, оно то надо, но не так чтоб бежать-лететь, ни ног, ни живота не жалеючи. Можно просто посидеть, выпить, покушать, а потом...
От внезапной мысли аж икнул тать. И верно: потом то что? Во время Василий про дело сказал: оно то правильно, пора и за голову взяться. Ну что, до самых седин мелочь по загашникам тырить что ль? Да и другое дело тут, если уж по правде говоря, то не сможет более Фока запросто жить, да небо коптить. Как пить дать не может!
Отлегло маненько, махнул зеленой водицы – тепло прокатилось. Снова оглядел всех. Любо. Спохватился тать: по сторонам зыркнул, руку на рукоять сабельки верной опустил, вроде как кончилось "все", да привык уж тать начеку быть. Тут его вторая мысль и догнала...
– Вот и все? - тихо, под нос проговорил Фока. Губу закусил, что предательски начала дрожать. То ли хмель из него выходил так, то ли радость от того, что солнце вернули, то ли... упрямое понимание, что более не будут они все вместе.