Василий, Маринка, Батыр
Прихватить отсюда и правда было что. Приглянулся ли Батыру серебряный кубок, или же позолоченная миска, или даже ожерелье, что присохло к шее мертвой женщины в свалявшемся алом платье – ничто и никто не мешали ему завладеть этим. Мертвецы не открывали своих глаз, не вставали на тощие ноги, и не тянули свои искривленные пальцы к вторженцам, хотя было их тут в изобилии, и встань они все – легко бы задавили героев числом. Но мертвецы возвращались к жизни чуть иначе – мерцающими силуэтами на границе мерцающего круга света от пламени свечи, неразборчивыми голосами с разных сторон, похожими на далекое эхо, отзвуками музыки, которую уже столько лет не извлекали из сваленных в кучу музыкальных инструментов. Даже запахи – искристого вина, душистых заморских плодов, сладковатого наркотического дурмана, чьих-то тел – и те порой щекотали носы героев, перебивая затхлую атмосферу заброшенного и холодного подвала, в который превратилось это место. Героев не покидало ощущение чужого присутствия. Маринка даже прислушалась к этим голосам, и сумела разобрать несколько строчек песни, которую с отчаянным весельем пел один из призраков.
«…и к тебе забудет Бог
Прежнюю любовь»
Первый этаж остался позади. На втором были комнаты, которые отделяла от коридора лишь полупрозрачная шелковая ширма, теперь превратившаяся в дырявые и грязные обрывки, неспособные скрыть слежавшиеся подушки и матрасы с вываливающейся наружу серой массой перьев. Некоторые комнаты для плотских утех превратились в склепы для одиночек, парочек и целых групп. Кроме мертвых часто можно было видеть опорожненные бутылки. Здесь уже Батыру мало чем можно было поживиться – разве что ржавеющим кинжалом в руках одного из мертвых мужчин, которым он, очевидно, зарезал всех остальных в своей комнате, и те ничуть этому не сопротивлялись.
Снова подъем – теперь уже на самый верх, в обитель содержателя этого злачного места. Третий этаж уже был открыт всем ветрам – у него не было одной стены, и вместо неё был широченный балкон с тремя арочными проходами и фигурными колоннами, державшими потолок. Этот балкон был завален горами снега, сугробы на нем были по самые края мраморных перил. Часть снега нанесло и в помещение, где были только скамьи, стойки для факелов да фрески с обнаженными девушками на стенах. Отсюда можно было пройти только на балкон и в личные покои хозяина «Ивы».
На этом же балконе был водружен широкий мольберт на подставке, на котором кто-то запечатлел вид с этого балкона. Там, на картине, был ясный день над кощеевским городищем, занимавшем нижнюю часть панорамы. Монументальные сооружения, удивительная архитектура, черный монолит и блестящая позолота, узнаваемая кощеевская архитектура. А кроме солнца, которое так жаждали вернуть герои, над городищемм возвышалась и та самая башня, которую они ищут – она должна была стоять в самом центре идеально-круглой дыры в центре широкой площади, и из бездны устремлялась вверх. Идеальный черный монумент, непохожий даже на искусственную постройку – он выглядел слишком целостным, слишком единым, будто не построился из частей, а вырос, образовался, чтобы стоять здесь, матово сияя металлической поверхностью(художнику хорошо удалось это показать), и внушая жителям кощеева царства абсолютную веру в могущество своего повелителя.
И как же сильна была разница между тем, что видели герои с этого балкона сами! В руинах внизу нельзя было узнать величественный город, созданный одной колдовской силою Бессмертного Владыки. Великолепные храмы, прекрасные жилые дома, монументальные арены, широкие водяные каналы и красивейшие акведуки –всё превратилось в крошащиеся груды камней, по которым гулял завывающий ветер, стараясь похоронить эти руины под медленно растущей толщей снегов Вечной Мерзлоты. Не осталось ничего – без волшебства Кощея город не был способен жить. Но больше всего героев удивило, что не было никакой башни. Просто круглая и широкая дыра в самом центре разрушенного города, да остатки моста, ведущие к пустому месту, на котором должен был находиться главный оплот могущества Антируси – великий механизм Оси Мира. Неужели Кот их обманул? Неужели всё было напрасно? Неужели башня рухнула, обвалившись в пропасть, из которой она выросла?
Пока герои думали над этим, снег заскрипел под чьими-то чужими шагами. Совсем легкими, плавными, не чета тяжелым от мехов, оружия и поклажи геройским шагам. Это из той комнаты, где, видимо, обитал хозяин «Ивы», неожиданно вышла черноволосая девочка с пронзительно-голубыми глазами. Те, кто слышал, как рассказывала Маринка о хозяйке смертного царства, узнали бы её по описанию - до невозможного идеальное лицо, какого не могло быть у живого человека, короткие черные волосы, которые не колыхал стремительный сквозняк, свистящий среди фигурных колонн, и неуместное в смертельном холоде легкое белое платье с длинными рукавами и закрытой шеей. А ноги, видневшиеся под длинной юбкой, были совсем босые, и оставляли четкие отпечатки в снегу, покрывшем пол, но при этом едва его продавливали, в то время как сами герои вязли в сугробах всеми сапогами. Кто это мог быть? Мара, конечно. Богиня Смерти, как веровали древние предки до пришествия на Русь учения о Христе.
- Ну наконец-то. – С упреком в сторону Маринки произнесла девочка, не открыв даже рта. Герои даже не могли быть уверены, что голос исходит именно от неё, так как звучал он буквально со всех сторон. – Долго же ты сюда добиралась, Соловьевна. Умаялась ждать тебя совсем.
Олена, Даня, Фока
Как только попала Олена в странный снежный вихрь, так сразу же будто еще холодней стало. И так было птичке тяжело в такую стужу греться одними лишь перьями, так и те сейчас как будто намокли, и сразу обледенели. Крылья стали тяжелые, неповоротливые, а мороз иглами впился в голову и сердце. Даже глаза, казалось, стекленели от холода. Олена скорее почувствовала, нежели умом поняла – живая она, эта вьюга, к теплу тянется, даже к маленькой птичке, что грела не больше одинокой искорки костра. Добраться до тепла, навалиться, загасить, поглотить, чтобы сделать частью этого ледяного царства. Что есть мочи, нестройным полетом, Олена метнулась с края крыши, и камнем летя вниз, извернулась, раскрыла крылышки – и влетела в распахнутое окошко. Влетев – упала на заиндевелый пол среди заброшенных вещей, какие хозяева снесли на чердак за ненадобностью. Летать она больше не могла, но еще могла бежать – и побежала, поскакала юрким комочком к раскрытому люку, ведущему вниз. А пока скакала, успела заметить, что цепочку её птичьих следов вдруг перекрыл четкий отпечаток чьей-то длиннопалой ладони.
Олене показалось, что она успела свалиться на нижний этаж в последний момент, прежде чем наверху что-то зашумело и затряслось. Эта тряска заставила раскрытый настежь люк упасть, и отгородило лесную чародейку от неведомой опасности. Обратилась Оленка обратно в человека, укутанного мехами – а холод никак не хотел отпускать, заставляя дрожать всем телом да выбивать зубную дробь.
А затем Олена услышала шаги откуда-то снизу. Не успела испугаться, как комнатку залило яркое и ровное свечение жар-птицына пера. Донесся до неё и Осьмушин голос.
- Если там мертвяк наверху, то ты свечку готовь, на всякий случай. Спалим его, и дальше пройдем.
А мертвяк и правда был. Вот он, тут. Совсем еще молодой, помладше Оленки будет, а смотри-ка – воин уже кощеев. И доспехи у него вороненые, и узор золотой, и меч острый, и метка на затылке, которую оставило клеймо Скотника. Сидит на коленках, весь замороженный и твердый, плетями опустив руки к долу, и задрав лицо к потолку, который скрипит под весом морозного невидимки. Лицо его скрыто деревянной маской, изображавшей румяного улыбающегося зайца с прищуренными глазами. Пустые провалы прорезей безучастно таращились в открытый люк. Мертвец не двигался. Во всяком случае пока что.