Было в окружении героев нечто, сродни всему, что было в мире. Природа, наравне с людьми искалеченными, уже устала стонать и мучатся. Сил уж не осталось. Лишь билась, содрогалась, аки рыбица на бережке, жабрами все пытаясь себе еще миг выторговать у костлявой.
Глядел Фока на все енто, да глаза сухими были. Специально не пытался взгляд отвести, ни моргнуть, дык только по-началу, а потом смекнул, что и на самом деле ничего не колышется внутри. Погорел люд – худо, стоят деревни в пепелище, головешками черными ворон дразнят и это худо, помрут как пить дать, под небом сим черным, ну что с того? Да такого – вон поди – по миру полным полно, и что с того?
Паскудно стало на душе у татя, не хорошо. Странно, однако самому себе не понравился он вдруг, вроде как кто другой уже давно в его шкуру влез, да токмо не тот герой, про которых люд былины выдумывает. Мол, один, да супротив войска вышел, тудой-сюдой, всех спас, да на печь обратно залез, не-а, не такой. А герой, который на такие ужасы смотрит – не моргает, потому что привык ужо.
Сплюнул под ноги. Носом шмыгнул, гарь прочищая.
– Сразу, вестимо, - Фока пожал плечами, мол, сначало делать, а уж потом думать!