Душа у Маринки была дерзкая, да огненная. Симургам под стать али валькириям. Вот только тело подкачало. Обычное. Человеческое. Женское. А пуля в живот это больно и страшно. Тело само согнулось в муке, головы не слушая. Воля девки некуда не делась, вот только собственное тело ладное, да крепкое ее не слушалось. Сабля на пол упала, лязгнула жалобно. Рука единственная в рану впилась. Больно, больно, больно! В животе раненом, словно факел горел. Его огнь сердце лизал мукой, змеей дыхание сдавливал. Такая боль, что раненая словно и не заметила воткнувшихся болтов. Не вздрогнула боле, как они в тело белое впились. Рухнула Маринка на пол каменный. На бок. Колени к животу подтянула. Лицо перекошено, рот разинут, язык воздух лижет, воздуха не хватает. И все больней, и все трудней дышать.
Но тут рядом любый упал, он-то дольше простоял. И не до себя сразу стало, не до боли, не до смерти. Одна мысль:
- Не уберегла!
И тонкие окровавленные пальцы царапали пол, впивались, тянули. И стон. И тело дрожало от муки и напряжения. С хрипом подтянула себя девка на пядь к Василию. Кровь на полу за собой оставила. И еще… И опять… Нет мира вокруг, только тело упавшее. Доползла. Домучалась. К груди ухом прижалась. Сердце стук уловила. Слабый, неровный, но был он, был! Оскалилась девка счастливо, и отключилась. Пала во тьму без боли и страдания. Голову на грудь любого уронила, единственной рукой как лозой оплела.