Вместе с героями пошла к церкви и чатсь воинов-полочан во главе с побитым Прошиным. Было видно, что воевода не шибко доволен исходом сражения. Не в его правилах было просто так отпускать на все четыре стороны врага, который пришел и разорил его дом и убил его людей. Но он держал при себе свое недовольство, понимая, что в ином случае не добьется ничего, кроме новых смертей, и, возможно, полного уничтожения Полоцка. Так что он дал кощеевцам уйти, оставив лишь отряд, который будет следить, чтобы убрались все из черных.
А вот старик-Прохор, кажется, вполне доволен был исходом. Настолкьо, что специально поошел к Осьмуше, чтобы с уважением хлопнуть его по плечу. Он хотел было спросить то, что давно его волновало – а почему тогда, на северной заставе, которую разгромили оголодавшие и рассвирепевшие кощеевцы, еще маленький Осьмуша приказал пощадить его. Его одного из всех. Но зачем спрашивать, если теперь он знал ответ. Как и сейчас, тогда Осьмуша просто спас всех, кого мог, от своих же подданных, и спас какую-то часть их самих от того, чтобы и те сложили головы, пытаясь уложить в снег тело последнего русского на заставе. Спасти больше было просто невозможно. Потому что у кощеевцев и русских слишком много взаимной ненависти и вражды, чтобы один мальчишка, будь он хоть самим вополощенным Кощеем, мог ее преодолеть.
Напоминать Осьмуше о себе он тоже не стал, посчитав, что на парня и так свалилось слишком много, чтобы еще и бередить старые воспоминания. А потому Прохор просто молча хлопнул Осьмушу по плечу, и улыбнуля, когда тот поднял взгляд. И этой малой поддержки от постороннего человека было как раз достаточно, чтобы Осьмуша все-таки не сломался.
---------------------------------------------------
Данькин вопрос вызвал у хромающей и морщащейся от боли Златы лишь мрачную усмешку. Как будто бы Даня не очень уместно и глупо пошутил, но ему это простили.
- Чужда полубогам любовь, Даня. Это чисто человеческая слабость. – Женщина слегка повела покатыми и смуглыми плечами, что не одного мужчину свели в свое время с ума и лишили сна и аппетита. – В том и дело, Велесу не нужны какие попало людские женщины. Ему нужны особые, какие смогут, или даже верней сказать осилят дать жизнь его жуткому потомству. Его род слабеет, а на земле ему места нет – их давно уже изгнали с земли, когда на Русь пришло учение Христа. Потому, не может он и силой взять кого хочет. Вот и ищет овечек заблудших вроде меня или Маринки, кто от отчаяния на всё пойдет. Хитрые твари из других миров.
Подумав немного, Злата добавила.
- Может, Троян и был бы способен на что-то человеческое. Он ведь немного даже гордится тем, что он больше человек, чем змея. Но он боится своего отца, и немного ненавидит за то, что тот сильнее его. А потому и не посмеет прямо пойти против его воли. Так что Троян вцепится в меня намертво, и до последнего не отпустит, потому как для него любая рана легче того, что может сделать с ним его разгневанный отец, если только подумает, будто тот слишком слаб и неспособен продолжить Велесов род.
Протянув руку, Злата материнским жестом растрепала и так взлохмаченные волосы подмастерья.
- Ты б лучше о себе и о своей любви подумал, золотой мой, как свободную минутку выкроишь. А то ведь сдался-то почти сразу, и сам свою любимую в руки красавцу-царевичу отдал. А теперь сам не свой ходишь, да злишься то на него, то на себя. Смотри, и тебя доведет, как меня.
---------------------------------------------------
На подходе к Спасо-Евфросиньевскому Собору герои наконец воссоединились. Чернавка живо метнулась к возлюбленному, обо всем позабыв. Потерянный Фока молча примкнул к героям. Осьмуша, увидев тело Оленки на носилках, бросился к ней со смесью радости и испуга. Оленке, наверное, приятно было бы знать о том, какой шквал чувств у Мастера Восьмого вызывает ее вид. Но если для героев это воссоединение прошло легко, то другие участники этой истории совсем не были обрадованы увидеться лицом к лицу.
Прошину и так с трудом далось принять отступление кощеевцев и самого возрожденного Кощея средь героев. А теперь он видел еще и свободную от оков Злату, и нагло ухмыляющегося Трояна. А рядом, вдобавок – неподвижные тела Павла и Забавы на носилках. Напряжение мгновенно выросло, будто сам воздух сделав твердым. Воевода выхватил меч, и следом за ним то же самое сделали его люди. Осьмуша охнул, и тут же встал между змеиным сыном и дружинниками Полоцка, крикнув «не надо!». Сам Троян деланно испугался и поднял руки.
- Эй-эй, охолонись, добрый молодец! Все изменилось! Я пока на вашей стороне!
- Вы, змеиное отродье, вижу, мастера стороны менять! – Рявкнул Прошин, который остановился только благодаря Осьмуше, вовремя вставшем между двумя драчунами. – Уж тебе я ничего не спущу, мразота. Ты не меньше других наделал! Город твой дракон сжег! Павел и Забава…
- Да заткнись ты, пес. – Разом потерял всю манерность Троян, ощерившись зубами и когтями. – Жив пока что твой золотой мальчик и его зазноба. Может, даже еще немного поживут, если ты УБЕРЕШЬ СВОЮ ЖАЛКУЮ ЗУБОЧИСТКУ, ПОКА Я ТЕБЕ ЕЕ В ГЛОТКУ НЕ ЗАПИХАЛ И НЕ СОЖРАЛ ТВОИХ ШАВОК!!!
Последнюю часть фразы говорил уже практически ящер, утративший человеческие черты. Едва помещавшаяся в лохмотья, оставшиеся от дорогого наряда полубога, тварь с плоским лицом и выкаченным желтыми глазищами скалилась во всю ширь своей пасти с двумя рядами зубов, и растопырило массивные когтистые лапы, готовясь наносить удары. Даже ноги превратились в длинный змеиный хвост серого цвета, совсем как у его сестер-вужалок.
Соловей только брезгливо цыкнул сквозь зубы, и пошел дальше. Ждать развязки он не желал, торопясь на помощь Настасье. Он и так слишком задержался.