Данька слушал Злату и с каждым её сказанным словом немел от ужаса. Всё складывалось ровно так, как говорил Павел ー ничего Злате не нужно было кроме страданий и разрушений, ничем нельзя было переубедить её, никак не образумить. Все мысли и слова облекла в грузики на весах своей души мудрая цыганка, на любое возражение заранее нашла ответ, тщательно, как дело всей своей жизни, продумала план мести.
Значит, Данька опять шестерёнка во всём этом сложном механизме, только тройного он оказался значения, и свёрток-ловушку передать, и на якобы стихийном суде и обвинителем побыть, и судьёй, которому нынче сама же цыганка всё своё накипевшее высказав, рот в прямом смысле заткнуть спешит. Ну конечно, умирает же Олена, как тут не выполнишь указание Златино, ещё и покиваешь благодарно, а историю мести, которая "и не должна была хорошо кончиться" ー признаешь верной, а следом и справедливой. Хороший план, Злата, жаль, не целиком твой.
Хрипит едва слышно Олена на полу, тяжело ей, но борется, даже на смертном одре живёт как всегда привыкла ー в полную силу. Как ей такой искренней искусственное дыхание делать, если сам вдохнул уже полной грудью "справедливость" эту, единственной верной историей для мест и людей сих названную?
Хрустнули окровавленные кулаки Даньки когда как мог медленно и осторожно выдыхал он, на ноги поднимаясь и к Злате поворачиваясь. Нельзя было то, что он собирался ей сказать ー её воздухом говорить.
ー Перепутала ты, Злата. Тебе выше, к таким как ты, что на смерть тебя обрекали и приговор исполняли, там твоё место, похоже... "Эта история не должна была хорошо кончиться"?! ДА КТО СКАЗАЛ?!
Он закашлялся, с содроганием сплёвывая кровью в сторону.
ー Не твоя это тогда история. Трояна. Кощеевцев. Моя, Олены и других героев, даже Павла и Забавы, но только не твоя. Ты ー сдалась, получается. Лукавишь теперь, Олену одну-единственную вдруг невинной признаёшь, достойной спасения. Руки умываешь? Или отмыть пытаешься?
Расплывалось всё в глазах, открывала новые и новые двери в душе злость, отчего не просторней становилось, лишь душнее. Не мог себе позволить Данька не увидеть глаза Златы ー в упор подошёл, обхватив цыганку за плечи.
ー На меня посмотри. На Олену. Кем-то из нас может и дитя Забавы вырасти. Героем, что солнце добудет, распри прекратит, оборонит, полюбит, воспитает и создаст. Настоящую справедливость! Достаток! Развитие! Это ー мои истории, так их буду писать я. А твою историю за тебя Троян пишет и кощеевцы, и история эта ー про горе и гибель. Не хочешь свою сама писать, хотя бы нам наши писать не мешай. Уходи. А останешься ー думай, какое продолжение себе выберешь. Я не верю, что там про страдания и разрушения будет. Ты их достаточно получила, сходи полюбуйся. Потом возвращайся.
Данька с трудом расцепил пальцы и отпустил цыганку, и почти сразу рухнул на колени, опёрся рукой о пол, так и дополз до Олены. В груди больше не болело почти что, онемело только, слабостью вниз тянуло. Однако и дышалось почему-то лучше, словно воздух в груди на более чистый сменился. Таким можно и Олене помочь.