Лелислав взял протянутый пергамент, и развернув даже не читал его -- пробежал глазами и впился в печати. Узнал он это письмо сразу. Забудешь такое...
-- Василий, она одна из нас.
Сказал и надолго замолчал. Вот и не пристало гусляру за словом в карман лезть, а что тут скажешь? Вот только-только Ивана схоронили, судьба новых посылает, взамен ушедшего: два сопляка да красна девица. Это что же, это так и нужно? Это так кто и задумывал? А может, правда: вымирает Русь? Из всех вот сейчас живущих никого больше за Солнцем послать не нашлось? А эти полягут -- совсем дети пойдут. Как в сказочке: Аленушка с Иванушкой за ручки возьмутся, да босяком в кощеево царство, через сто верст сплошного льда. Дела-дела... На мгновение очень захотелось Лелиславу вернуться на чудесный остров Лукоморья, да своим не богатырским, но оттого не менее геройским кулаком съездить Ученому Коту по его усатой морде. Чтоб впредь думал, божество блохастое, кого в свои сказки тянуть. Даже погрезить успел: вот есть же книга. Профессиональное чутье не обманывало гусляра: ну хорошо же в сказку впишется, как герои восстали против своей стези, и вернулись начистить морду отправителю; а потом повздыхали-повздыхали, и пошли дальше к назначенной цели. Потому что человеческое человеческим, а долг долгом. Греки бы наверняка оценили.
Не вязались нужные слова, через силу на язык шли:
-- Ну, добро пожаловать, Олена. -- Лелислав без спросу воспользовался обращением из письма. -- Разговор у нас долгий будет, поди не время для него сейчас, когда такое чудище рядом кружит.