- Не то чтоб волшебница, а умею немного. Но я, дядя Гримм, людей не порчу! - начала она было оправдываться. Но волна людской молвы захлестнула ее и понесла... Да, слухами корчма полнилась. Брови Оленки хмуро сдвинулись. Если герои уплыли за сине море, то как же их на конях догонишь? Все, что их пока что связывало с затерявшимся отрядом, была фигура Кота Ученого. Того, что их с Данькой позвал.
Оленка отставила тарелку, подхватила свой мешок, оглянулась... Даня короб свой оставил ей на попечение, оставить нельзя - сопрут. И Осьмушины скудные пожитки тоже тут... Шипя сквозь зубы от внутреннего недовольства, Олена накинула широкий ремень короба на плечо и пошла к выходу за охотником, вся обвешанная скарбом, стараясь никого не задеть твердым углом, чтобы не получить тычка невзначай.
Как одичавший поп на дядю Гримма наехал, Оленка вся насупилась, поглядела на него пристально исподлобья. В богословии она была несведуща, девка дикая, лесная. Только за бога как-то обидно стало. Это надо понимать, раз солнышко по божьей воле скрылось и не моги его добывать, то Бог, выходит, с Кощеем заодно, что ли? А если Кощеева воля Божьей воле поперек, зачем Бог разрешил Кощею свой собственный Свет спрятать невесть куда? Затем, наверное, догадалась она, чтобы добрые люди службу сослужили, солнце воротили, не иначе. А то как-то больно скверно все выходит.
- Это не Божья воля, а Кощеева, - пискнула она, только в гуле корчмы ее голосок вряд ли кому был слышен. - А под лежачий камень вода не течет... А ну их, дядя Гримм, пошли отседова, больно дух здесь тяжелый.
На дворе было темно. Ни Даньки, ни Осьмуши не было видно. Оленка отошла от крыльца, чтоб никому глаза не мозолить, свалила все их геройские пожитки на землю и позвала:
- Эй вы, птицы ночные да мыши летучие! Везде-то вы летаете, все видите, тьма вам не помеха! Сыщите-ка мне волка не простого, а колдовского, что звериный облик на человечий менять может. Из Неметчины на Русь его путь ведет, кровавый след за ним тянется.