Даниле стыдно стало за свои подозрения. Мало ли кому до них с Оленой добряк-Осьмуша помогал, кого ещё в корчме этой кормил так, что корчмарь его уж и запомнил... Всё равно никаким басурманам своих подопечных в рабство дружинник продавать не собирался же. Глупость какую-то надумал себе Даня. Глупость и подлость.
- Я думал... ну, просто волноваться начал. - Избегая взгляда в глаза пробурчал подмастерье, а сам словно ненароком в бок высокого опекуна плечом ткнулся, под руку плечо пододвинул.
Не дал Бог родителям второго сына. В семье про то ни слова никто не говорил. Данька и думать про братьев и сестёр разучился, а тут вот хоть так, само, изнутри, и пускай, лишь бы не проговаривать, не пугать судьбу.
Цыганка за даром коней отдаёт, пускай и краденных. Прищурился Даня и сказал:
- Для подарка слишком богато будет, а за добро добром отплачивают, не улыбкой. Или прими плату аль труд какой, или зубы показывай.
На всякий случай на морды конские пальцем указал.