Фока вроде тот теленок на Лелислава смотрел. Ему и невдомек было, что гусляр его не слушал, ведь вышло так, по разумению татя, что наоборот – выслушал да помог!
Вроде все складывается, да уж больно страшно стало Черному. Вот не привык он в такие сдачи с пустой рукой соваться. Были вроде слова старика за козырь, да мало ли? А вдруг тронулся мозгами старый? Поди не первый день в хоромах кровавых узничает, мог и ум с разумом перемешаться, чего уж там.
Еще мыслишка была, что вроде без символов энтих на башке хряковской, не бывать ему более тут. Сразу вышвырнет его в мир обыкновенный, да уж больно большая лысина-то была у мясника. Боязно висеть там и резать кругами кожу на темени, аки сома донного...
Да и ладно бы это только: сам-то Хапилов мог его в следующий миг аки муху противную о стену размазать, да по верх плюнуть. Ему и говорить ничего не надобно, наверное, для того, так, перстом шевельнуть и все. Плыли-плыли хлопчики, да под самым бережком и утопились...
Харкнул смачно на пол. От души. Утер испарину со лба и до каната побежал.
– Я сей миг, господин Хапилов, сей миг же вытащу железяку! - ох и сла-аденьким голоском запел тать, вроде как ежели всех людёв по миру собрать да сравнить, то вышло бы, что Хапилов, вестимо, самый хороший оказался бы – настолько Фока помочь ему захотел, - Уж потерпите малеха!
Принялся было лезть Фока, а сам нож зубами взял. Только одна мысль у татя: "Срезать, аль начертать?" Сам того не ведая как, а выбрал он второе: добавить новых символов, как пленник родиславский советовал!