Оставшись без гуслей, Лелислав чувствовал свою бесполезность в бою. Взялся за меч -- вроде и достал супостата разок, но тот взмыл в воздух, будто во сне. Пришлось, хоть и не был гусляр великим стрелком, убрать меч в ножны, достать из-за спины лук, стрела на тетиву, а мгновения вязко текли вокруг Лелислава. Будто во сне донесся голос командира, приказывавший что-то про канат и крюк. Канат с крюком, как это Лелислав сам не сообразил? Вот теперь надо лук обратно убирать.
Новгородца радовало, что Василий командует, в этом походе так не хватало слаженности, вечно кто в лес, кто по дрова. Вот Василий в тот раз по жерди, а он, Лелислав -- в лес, и Иришкой зелье готовить. Иришка, почему ее сейчас нет здесь, как это могло случиться...
Пока Лелислав убирал лук, пока возился, распутывая канат, все казалось, что наконец-то раскомандовавшийся Василий сейчас что-то упускает, или Лелислав упускает, или просто отпускает. Кошка была уже в руках, но раскрутить ее толком не получалось. А почему не получалось? Или что упустил командир? Ах вот же почему не получалось, Лелислав так и сидел около сброшенного со спины заплечного короба. Сидя крюк не кинешь, надо бы встать. Почему Василий не командует встать? А Лелислав вроде и сам понимает, что надо бы, да вот что-то совсем совсем не получалется.
Лелислав выпустил канат из рук, вытянул из-за пазухи дудочку, что всегда носил на шнурке на шее, и собрав последние мысли, которые почему же были последними -- фиг разберешь, но почему-то в них было сейчас слишком много Иришки, а что он здесь сейчас делал здесь без нее? Лелислав заиграл из последних отблесков сознания, прервавшись лишь на фразу.
-- Княжич, оставь кого монахиню прикрыть. Без нее вам конец.
А почему язык сказал "вам", а не "нам"? А этого Лелислав уже не смог додумать.