"Вот тебе и град стольный! - подумал Фока. - Только на стольный не слишком смахивает. Больно уж он угрюм..."
Черный, вместе со всеми, прибыл в город, проехав меж распахнутых ворот. Хоть и весел люд, а коли знать Фоку, то можно было сказать, что и как-бы родные ему были те люди, да только что-то пугало татя. Вроде лица веселы, песни удалые да только есть такое-эдакое, вроде как за ширмою спрятано, что мерехтело где-то “там”. Пугало что-ли…
Фока спрыгнул с коня и покрутил головой. Дома, дороги, плетни да горшки. Он быстро подвязал свою лошадь к телеге и протиснулся между Виктором и остальными.
– Я в город пойду, штаны подлатать надо, - на роже было написано, что хмеля хочет, - коли чего,то по-утру буду, найду. - уже отбежал в поток толпы, но вскоре вернулся обратно, - а коли не найду, то с первыми петухами у ворот встречу! - и тут как ветерок сдул его.
Отправился Фока, сперва, штаны подлатать. Все по правде, да что толку от штанов добрых, коли пузо к спине прилипает. Во рту не то, что макового ростка не было, а вообще ничего не было. Так, крохи пособирал, что у избы Отчей детишки побросали и все…
Заглянул Фока в корчму. Сразу гуся съел. Фока хоть и тощий был, а влезало в него дай то бог каждому, как говаривал сам Черный: “Коли телом худ, то душой не скуд!” Хватал Фока и пироги с печенкой, киселем все захлебывал, а сам глядел по сторонам, разговор тихий слушал. Кто де чем промышляет, что творится да почему. Хоть и за ушами трещит, да слуху не мешает. Опосля карты достал. Так, нехотя на стол брякнул, локтем подвинул, мол кому интересно – раскинуть можно. Тут и закрутилось все. Было и “пятерней” по столу вдарить, так что свечи тухли, была, конечно, и тихая игра.
– Токмо чтоб все честно было! - Фока сразу предупредил, - не ворье же собралось!
Играют, значится, играют и видит Фока, пять тузов вышло! Вот те на! Попытался сунуть, вестимо, соседу в нос кулаком за дела такие сволочные. А он гад креститься да говорит, что руки пустые, рубаху закатывает все показывает – и в правду, не врет гад. Ножи достали, стали смотреть друг на друга люто. На одного все подумали, рыжий детина, косая сажень в плечах. Прижали, значится, толпой всей к стене бедолагу – спросить хотят за дела плутовские. И чует Фока, вернее вспоминает, что он сам тот пятый туз из-под стола вытащил и в колоду сунул, когда сдавал! Стыдно стало Черному, ох и стыдно… Пошел он в другую корчму, а дальше в третью, или то дом был чей-то? Уже ли упомнить! Бывало и по карман чужим лазил, так то ночью холодно было, руки чуть не отморозил, когда от одной корчмы шел в другую, вот и грелся. Не пропадать же!
А как первые петухи клюв открывать стали – к воротам пошел, откуда-то пол ноги кабаньей прихватил и бурдюк с медом, правда не хмельным, а простым. Стоит, вестимо, у ворот, ногу кабанью наминает и с бурдюка припивает – товарищей ждет, в поход дальше идти.