Саманта с трудом удерживал равновесие, и матерился, продвигаясь все ближе к рукоятке бритвы. О незаметности в такой ситуации речь не шла, но гук все равно не видел его. То ли узкоглазый ублюдок был слишком занят чем-то другим, то ли не обратил внимания на новую угрозу, пусть и в десятки раз меньше его самого.
Что ж, он еще успеет пожалеть об этом, когда штык-нож будет медленно взрезать ему шею.
Вслед за этой мыслью Сэм отстраненно подумал, что нож, возможно, окажется слишком коротким, а шкура гука — слишком толстой, и придется изрядно попотеть, чтобы перерезать глотку размером со школьный автобус. Но в этот момент проклятый ви-си, будто заподозрив неладное, начал трясти бритвой в своей потной руке. Саманта закономерно сорвался, едва не оттяпав себе полголовы острым краем бритвы, и пока он летел к бесконечно далекому полу внизу, в уши ввинчивался мерзкий смех узкоглазого.
Смерть была неминуемой, и Сэм внутренне сжался, предчувствуя удар, от которого все кости в его теле превратятся в труху. Падение длилось будто бы бесконечно, позволяя ему прочувствовать все оттенки животного ужаса, но пол неумолимо приближался, готовясь поставить точку в жизни очередного джи-ай.
Неожиданно прямо над ухом кто-то сказал:
— Бесконечность — не предел!
Сэм не узнал голос, но сама фраза каким-то образом отвлекла его внимание, потому что он перестал падать. Точнее, ощущение падения никуда не делось, но теперь он чувствовал его.
Он летел.
Его руки раскинулись широко в стороны на полсотни метров, а в груди вместо сердца рокотало аж восемь турбореактивных "Пратт-энд-Уитни", позволявших его потяжелевшему до восьмидесяти трех тонн телу держаться в воздухе.
Он больше не был рядовым морпехом, он стал...
Боингом "бэ-пятьдесят два" мать его "Стратофортресс" в модификации "джи" для сверхдальних перелетов! И летел он прямо на сраный Ханой, неся в своем нутре двадцать две тонны подарков на рождество чертовым гукам! Ощущения было восхитительными. Как в детстве, когда тебе снятся полеты, и дух захватывает от раскинувшегося под тобой мира, похожего на изысканный вязаный бабушкин коврик с игрушечными домиками, рядом с которыми копошатся двуногие муравьишки. Вот только теперь Сэм мог одним усилием воли изрешетить этот ковер из двенадцатимиллиметровых авиационных пушек, или же превратить его в озерцо бушующего пламени, сбросив свои "подарки".
Команда, поступившая по радиосвязи, заставила Сэма ощутить ответственность. Он не должен размениваться по мелочам, ибо ему предстоит положить конец войне. Уничтожить логово змей. Отрубить змее голову. Раздавить гадюку... хм, похоже, слишком много змеиных ассоциаций. Впрочем, Кремль, который вдруг оказался прямо перед ним посреди пагодок Ханоя, олицетворял собой кроваво-красную гидру коммунизма, пожирающую свободный мир, так что ассоциации с серпентарием были вполне уместны.
Что ж, пришло время поставить точку.
Небольшое усилие воли, мысленный приказ, такой же естественный, как вдох или ковыряние в собственном носу — и двадцать две тонны кассетных зарядов с напалмовой смесью устремились вниз. Сэм прикрыл глаза в предвкушении теплой волны, которая должна вот-вот взметнуться снизу и слегка подбросить его — ведь теперь он чувствовал руками-крыльями воздушные потоки...
Секунды шли одна за одной, а взрыва все не было. Саманта удивленно открыл глаза.
— Ну что, Саманта, покажи, как будешь валить комми в джунглях. Быстро, блядь!
Доусен был в своем репертуаре. Сэм почувствовал, как заболела голова, фокусируя боль в правом глазу, как стали влажными руки, сжимавшие пистолетную рукоять, и каким тяжелым стал ствол в руках. Что происходит? Он спит на ходу, и приснил себе полгода во Вьетнаме? Он ведь на стрельбище, над ухом знакомая брань Доусена, а впереди, в сорока ярдах...
Гук. Тот самый, чье горло фонтанировало кровью, когда их отделение попало в засаду по дороге на блокпост. Выстрелы. Кровь. Гранаты. Смерть. Ранение. Все смешалось в один бесконечный водоворот, и Сэм на мгновение ощутил, что захлебывается и тонет в воспоминаниях, как в мутной воде.
А потом кто-то внутри него снова взял руль в свои руки.
Ствол в руках Саманты медленно повернулся и посмотрел Доусену в лицо. А рот Саманты искривился в злобной усмешке, и выплюнул слова одно за другим:
— Хочешь посмотреть, как я валю комми в джунглях, сардж? Но я уже делал это. Я умею. Так что... иди-ка ты нахуй.
Палец потянул крючок, а затем еще и еще.