От таких странных дел Балдур так растерялся, что мигом отложил тоску. Происходящее казалось вымыслом, сладким предсмертным бредом где-нибудь в снегу, под пологим холмом, от бессилия и обморожения.
И тут Балдур сообразил: да то же, поди, купец! Из тех, чей сапог истоптал всю известную землю от края до края. Фантазия мигом уцепилась за образ, и перед глазами мальчика уже сияют диковинные площади, тучные мужчины сальными руками передают друг другу горсти монет, вокруг — мешки, коробки, ткани, шкуры, всё купается в солнечном свете, шуме толпы, теплоте достатка... Так он себе это представлял. Так ему говорили однажды.
Уже не боясь каждого своего действия, Балдур протянул руку к кушаниям.
— Фатта. У нас там... — Снова что-то болезненно щёлкнуло в голове. — Мы форт. Ну, это знаете. Дикари севера — мы не верили, что будет, но они... какие-то ужасные звери... чистая злоба, никакой пощады. Они... я не знаю, почему, зачем. Не налёт, а специально... всех, как в загоне... я не знаю.
Опять глаза прикрыл, замолчав. Но уже без влаги на щеках — челюсти лишь движутся, пережёвывая. Так, будто никогда больше не будет ни сала этого, ни похлёбки, ни даже сухарей.