Пела в руках сталь, и вместе с ней пела душа Айлинн. Каждое движение, каждый взмах клинка - словно громкая, бравурная нота. Каждый чавкающий звук, с которым меч погружался в плоть очередного безумца - новый аккорд. Безумная, жестокая резня целиком и полностью захватила девушку, вытеснив из души все страхи и сомнения. Громкая, бьющая по ушам музыка, слышимая только самой полуэльфийке, нарастала крещендо, захватывая весь мир вокруг и превращая ставший полем зал дворца в сцену, на которой танцевала та, что несла в себе кровь исчезающего народа.
Захваченная этой музыкой, девушка кружилась и рубила, прикрываясь щитом и уворачиваясь от встречных атак. Она была словно опьянена происходящим: в карих глазах, в которых, казалось, надолго поселился испуг, теперь плясало буйное и жестокое пламя ненависти. Наконец-то она могла выместить, выплеснуть все свои страхи и опасения на врага, врага, которого можно безбоязненно убить в одиночку.
...Айлинн словно бы перестала быть собой, и на месте спокойной и выдержанной полуэльфийки оказалась безумная и жадная до крови демоница. Приняв на щит набросившееся на нее тело, она увернулась от скрюченных пальцев другого и хлестко рубанула поперек лица фиолетовоглазово. Сейчас стражнице было наплевать кто перед ней, наплевать, откуда взялись эти мертвецы с нечеловеческим огнем в глазах. Сейчас ее интересовала только битва, радовал только вид переставших дергаться тел.
Еще один удар - отсеченная рука падает на землю. Но шевелиться - не перестает. Дергается, сжимает пальцы, пытается ползти. Срубив голову очередному противнику, девушка видит дергающуюся конечность, и с полубезумным блеском в глазах и кривой улыбкой на тонких губах с силой наступает подкованным каблуком тяжелого сапога на кисть, круша тонкие кости и давя ее, как поганое насекомое.
Миг - и она забвает о ней, полностью сосредоточившись на двух подступивших тварях. Но, какая бы одержимость не охватила Айлинн, она хорошо понимает, что колящие удары ей не помогут: мертвецу раны нипочем, и пробитое сердце - не помеха. И посему девушка остервенело рубит врагов, бьет их щитом, отталкивая от себя и давая место для удара.
Забрызганный кровью клинок так и сверкает, и нет дара лучше, чем видеть, как гаснет пурпур в глазах чудовищ. Безумная, аритмичная музыка играет стаккато, и стражница знает: здесь и сейчас этот незримый хорал - только для нее. Это ее победная песнь, и если сегодня ей предстоит умереть - она умрет счастливой.
Но что это!? Сквозь свист меча и незримый хор пробивается голос Флинн. Айлинн недоумевает - отступать, отходить? Зачем!? Ведь здесь так хорошо, так легко и радостно! Почему они не могут присоединиться к ней, услышать ту же музыку, позволить ей подхватить себя и нести на волнах абсолютно чистой, ничем не замутненной радости битвы?
Всей душой полуэльфийка жаждала остаться тут, в горниле битвы, алкала новых затухающих огоньков в глазах. Но дисциплина и чувство долга, привитые ей с младых ногтей, оказались сильнее жажды крови. Нехотя, против воли Айлинн аккуратно и неспешно стала отступать к левому крылу, стараясь не упускать из виду Флинн и при этом не спускать глаз с подходящих мертвецов. Музыка, не получившая должной подпитки, начала затухать, станоясь все тише и тише, и виски девушки стали наливаться свинцом.
Покачав головой, не в силах терпеть смолкающию симфонию насилия, стражница вновь атаковала ближайшего покойника. Она отойдет, она выполнит приказ - не может не выполнить. Но - отойдет с боем. И полуэльфийка выдохнула сквозь сжатые зубы:
- Так играй, музыка, играй! Танцуй с клинком, Айлинн, танцуй!