Темнота и в темноте нечем дышать. Сдавливает горло как тогда, на висилице. Не вдохнуть, не выдохнуть, горло-не-горло, а так, полый стебель, соломинка, сожми пальцами, сломай ногтем, скрути в узел.
Над висельницей луна. Луна, дырка в темноте, серебряная монета жалования, чей-то глаз, чей-то взгляд. Кто смотрит? На кого смотрит? Почему ничего не видит кроме этой гнилой, подкатывающей к горлу темноты?
Никто не отвечает, конечно. Кто будет отвечать висельнику: покойнику прошлому, покойнику нынешнему, покойнику будущему?
Так и болтайся без ответов между небом и землей, над опустевшими улицами Города, под взглядом дырявой луны.
Уставившийся было в никуда прямо посреди игры Эрих быстро-быстро заморгал и хрипло закашлялся, как если бы пытался схаркнуть метафизическое чувство ужаса, что на пару секунд парализовало его чуть ли не всецело. Голос сотника Крейга, обычно предвещающий вахты, построения, наряды и ещё раз наряды, звучал сейчас благословенными трубами Спасителя – и бодрствующие, и спящие стражники смотрели на сотника и слушали сотника, и приказы сотника были просты, понятны и требовали немедленного выполнения.
Слушать сотника. Эрих слушал сотника. Слушать сотника просто. Сотник говорит "готовится к построению" – и Эрих слушал и готовился к построению. Плевать что ночь, построение значит построение. Бросить карты на стол (благо ему опять везло, никто не будет против не проиграться), трусцой двинуть к оружейной, собраться. Когда что-то делаешь, можно не думать.
Наново перемотанные портянки, сапоги, поддоспешник, броня, поножи-наручи-оплечи, пояса, перевязь, ножны, меч, щит, шлем. Святой оберег на месте, под рубашкой. Фляга на месте. Факел, практически пустой подсумок. Можно собираться машинально, быстро, без разговоров, и в толпе лязга и движения можно совладать с собой, можно молчать, можно быть одним из толпы, одним из тех кто ни черта не чувствует кроме обыденного, можно собраться с силами и засунуть дурные предчувствия за язык, и выйти на плац, и стать где велено, весь такой обычный, и ни слова не сказа...
– Дурная ночь будет сегодня, гнилая. – "Каркнул" Эрих вполголоса, не сдержавшись, и тут же в буквальном смысле прикусил себе язык чтобы не ляпнуть и дальше чего лишнего. Это не чирьи предсказывать, и не отлетевшую в кого-то подкову. Псы не воют так отчаянно просто на дерьмовую погоду. Решат ещё что он сам беду кличет-привечает.
В том, что беда будет Эрих не сомневался. Под белым зрачком луны было немало света, но и тени оттого казались гуще чем обычно.