Самое важное - расстелить себе покрывало, старым костям требуется тепло, а холод приносит одни болячки только. Зима ещё не отпустила весну, хотя уже середина марта. Вчера вон снег выпал - и тут же растаял, согретый весенним солнцем. Сегодня снега не было, но ветер холодный, так и простыть недолго. Поэтому покрывало под зад - обязательно. Даром что драное, видавшее виды, и плохо пахнет - зато тепло сохраняет. Ничего, переживём ещё одну ночь. А станет слишком холодно - согреться есть чем.
Петрович расположил драное покрывало, с пропалинами в шерсти, у дальней стены прямо на лестничной клетке первого этажа. В подвал спускаться сейчас не по погоде. Хороший хозяин крысу вонючую туда из дома не выгонит. Старик ведь никому не мешает. Живёт себе на клочке шерсти, каждому прожитому дню радуется. Это покрывало - его суверенное государство. Он здесь и царь, и холоп, и бог, и дьявол из преисподней.
Кряхтя, Петрович разогнулся и достал из объёмного кармана куртки авоську с собранными за день пустыми бутылками, чтобы устроить её в уголке своих владений на эту ночь. Как тут перед глазами пошла рябь...
- Ёлы-палы, неужто всё? - догадался Петрович.
Да только догадка его неверна оказалась. Крутило и волокло его знатно. Так космонавтов в полёты готовят, как крутило Петровича. Только ведь не был он космонавтом. Даже в детстве далёком о том не мечтал, потому что не было ещё тогда первого полёта Гагарина, не родилась мечта всех мальчишек. Да и детства не было. Была война...
Пришёл в себя он, лёжа на холодном каменном полу. Подниматься не спешил. Молча голову поднял, огляделся, ничего не соображая. На возню мужчины посмотрел, на девушку в другом углу этого непонятного каменного мешка. Похожего на тюрьму, только какую-то странную. Будто вышедшую из нерадостных детских воспоминаний. Три стены, каменный мешок, решётка с навесным замком... Вроде всё понятно. Потерял он сознание - мало ли по старости потерять? - соседи (сегодняшние его соседи) милицию вызвали опять. Ну, или эту, полицию, туды её в качель. Вот ведь поназывают всё словами буржуйскими, понахватаются. Только камера эта...
- Кхе-кхе... - прокашлялся-прокряхтел старик.
Бутылки звякнули. Глянул в удивлении на свою авоську. Что за чертовщина? Сунул руку в карман куртки. И там всё на месте. Нет, милиция бы отобрала, это уж точно. Широко раскрыл глаза в удивлении, на мужчину глянул, деваху собой прикрывшего, да подниматься стал, на стену опираясь. Шершаво и холодно.
Малый что-то спросил. Говорили они много, эти двое. Шумные. Достаточно, чтобы понять: тоже ни хрена не понимают. Усыпили, значит. Хехе. Ну, тоже вариант. А кто и зачем? И почему вещи не отобрали?
- На меня не смотри. Сам в оху... - быстрый взгляд на девушку за широкой спиной мужика. - Кхе-кхе... это... в шоке.
Испуг у Петровича миновал довольно быстро, и он уже развивал бурную деятельность. Едва поднялся на ноги, сунул авоську в карман, достав из него взамен складной швейцарский нож. Уверенным движением раскрыл его и шагнул к замку на решётке. Застыл на месте, увидев, что заветной дырочки-то и нет. Как так?
- Итить твою... замуровали, демоны, - широким жестом подняв руку, Петрович задумчиво сдвинул кепку и почесал лысеющий, но всё ещё колосящийся редкой порослью затылок.