Перевернуться на живот оказалось неразрешимой, или разрешимой, но явно не в такой спешке, задачей - дело в том, что Денис был прикован за правую руку к одному из крайних правых перил кровати, и переворот на живот с оборотом вокруг пленённой руки означал бы для него неминуемое падение на пол. Поэтому молодому человеку пришлось ограничиться натягиванием на себя одеяла настолько высоко, чтобы оно прикрыло и наручники, и хотя бы нижнюю половину лица. Вот эта задача оказалась Дену вполне по силам, но успел он в самый последний момент, всё же никто не ждал специально, пока он устроится поудобнее и как следует замаскируется. И под звуки весьма приятного женского голоса, сонно произнесшего фразу, долженствовавшую убедить некую Ирину Михайловну, что некая Оленька уже проснулась и собирается вставать, дверь скрипнула и нешироко приотворилась, и в проёме показались чьи-то плечи и голова.
- Оля... - произнесла вошедшая и запнулась, начав водить головой, осматривая творящийся в комнате кавардак.
Ирина Михайловна оказалась дородной такой дамой, высокой и широкой в кости, крепкой женщиной лет пятидесяти или около того, с приятным лицом, хоть и несколько грубоватыми его чертами и не самой здоровой кожей, живыми серо-голубыми глазами и на редкость пышными русыми волосами, в длину доходившими чуть ниже плеч. Женщина была одета в пальто по сезону, а весь её вид выдавал сильную спешку. Комнату она осматривала торопливыми, резкими движениями головы, задерживаясь взглядом на самых очевидных уликах ночных похождений Эдуарда и женщины, сейчас лежавшей под нагретым одеялом и пытавшейся скрыть следы чужого, быть может, преступления, а может, и просто затянувшегося развлечения. Наконец, во всех подробностях изучив раскиданные по полу предметы одежды, Ирина Михайловна остановила свой немало удивлённый, но нельзя сказать, чтобы шокированный взгляд на том месте, где предположительно должно было быть лицо просыпающейся женщины, которое она не могла разглядеть из-за высоко натянутого спасительного одеяла.
- Господи, Ольга, здесь же твоя дочь, - возмущённо заявила старшая женщина. - Постыдились бы при ребёнке-то.
- Что там, бабушка? - донеслось от девочки.
- Ничего, Дашенька, - оглянулась Ирина Михайловна за спину, чуть прикрыв дверь, но не закрывая совсем, - просто твоим маме и папе лень убрать за собой тот бардак, что они развели в своей спальне. Слышишь, Ольга?! - намеренно громко позвала она и с шумом захлопнула дверь. Теперь её голос звучал из-за неё, и журила она уже отца девочки. - Эдуард, это и тебя касается! Что вы устроили при ребёнке? Стыда у вас нет!
- Я всё понял, Ирина Михайловна, - недовольно отозвался мужчина. - Сейчас всё уберём.
- Мне побыть пока с Дашей?
- А не пора ли вам на работу, Ирина Михайловна? - раздражённо ответил Эдуард. - Время уже, время.
- А ты мне не хами, - огрызнулась та. - Это не я, между прочим, проспала.
- Бабушка, папа, не ссорьтесь! - возмутилась на этот раз уже девочка.
- А мы не ссоримся, радость моя... - начал её папа.
- Не пытайся обмануть ребёнка, - перебила его Ирина Михайловна. - Даша всё прекрасно понимает. Правда, моё золотце? - совсем изменившимся, ласковым, медовым голосом обратилась она к внучке. Затем уже деловито заметила: - Но мне и правда пора бежать. Даша, беги в свою комнату.
- Но я хочу в туалет, - возразила девочка.
- Дашка, беги тогда в туалет, а потом - к себе, - строго сказал Эдуард. - Мама приготовит завтрак и позовёт тебя. Поиграй пока на приставке.
- Хорошо! - радостно отозвалась Даша.
Топот маленьких ножек стих где-то вдали, а Эдуард через десять секунд уже закрывал дверь за Ириной Михайловной, попутно то ли извиняясь, то ли объясняясь - «ну вы же понимаете, восьмое марта» - хотя его голос больше напоминал мурчание кота, наглого, сытого, только что наевшегося сметаны, чем тон провинившегося перед тёщей зятя. И вот слышны уже его возвращающиеся шаги.