Были и четвёртый, и пятый, и даже шестой пункты в этом списке, которые Денис обнаружил, сперва начав возню на кровати в попытке отгородиться от незнакомого полуголого мужика, а затем в поисках ключа от злополучных наручников, удерживавших его заложником положения. Непонятного, абсурдного и мозговзрывательного положения. Четвёртым пунктом стала обнаруженная на бёдрах чёрная кожаная мини-юбка, будто шедшая в комплекте к топику. Весь вид что топика, что юбки резко напоминал о представительницах древнейшей профессии, курсирующих вдоль ночных дорог в надежде на запрещённый, но всеми силами поддерживаемый нужными людьми, заработок. Под юбкой, между прочим, ничего не было - и это пункт номер пять. То есть, совсем ничего. Вернее, там не было того, что должно быть у Дениса, зато было нечто другое, чего у него отродясь не было. Для полноты картины не хватало только чулков в сеточку - и они шестым пунктом обнаружились валяющимися на полу, вместе с чёрными кружевными трусиками, рядом с кроватью, с противоположного от Дена края, он бы, при всём желании, даже ногами до них бы не дотянулся сейчас из-за дурацкого браслета на руке. Зато вот ключей нигде не увидел - ни на тумбочке у изголовья, ни на полу у кровати, ни на самой кровати. Может, у чёрта на рогах и были, но это надо было чёрта спрашивать. А ещё на полу Денис обнаружил разбросанные мужские вещи: форменную рубашку полицейского, чёрную кожаную куртку и тёмные брюки под форму. Что-то из этого он мог, пожалуй, достать ногами, рискуя растянуть пленённую руку.
На губах ощущался сладковатый привкус помады. От постели исходил тот характерный запах, который бывает после хорошо проведённой с женщиной ночи. Это всё медленно, постепенно вплавляясь в мозг, доходило до сознания оказавшегося в чужом теле молодого человека. А слух его уловил голоса из-за закрытой двери, за которой минуту назад скрылся полуголый мужик.
- Привет, Эдик, - поздоровалась какая-то женщина, немолодая, судя по голосу.
- Здравствуйте, Ирина Михайловна, - ответил уже знакомый мужской голос.
- Доброе утро, пап! - звонкий ребячий голос, скорее всего, принадлежавший девочке, и неясный шум или шорох.
- Доброе утро, радость моя.
- А где Оленька? - спросила женщина.
- Она... спит ещё, - запнувшись, ответил тот.
- Какой спит? Ей же на работу! Ох, Эдуард... - послышались приближающиеся шаги.
- Ирина Михайловна! - донёсся обеспокоенный возглас мужчины, но ручка двери уже поворачивалась.