Первым порывом Энкиду было исполнить старое-доброе правило "спасай свои перья!". В былые времена он бы просто улетел, оставив котяре на память знатный рубец.
Вторым импульсом оказалась внезапная агрессия. Энкиду почувствовал свое превосходство над грозным противником, и это опьяняло его. В увенчанной ониксовым клювом голове пронеслась сладостная картина: он восседает на усатом-полосатом, вцепившись острыми когтями тому в истекающие кровью бока, и мощными ударами разбивает черепную коробку меж остроконечных ушей и обнажает нежное мозговое вещество...
Эта вспышка была так чужда и непривычна, что ворон аж встряхнул головой. Это помоло разогнать наваждение, и Энкиду, победоносно захлопав крыльями, спросил:
- Мир-р, Шкур-ра?!
Он чувствовал силу своего разума, который помогал отточить заложенный природой потенциал до недоступных ранее высот. Мысли, пролетавшие в сознании с неимоверной скоростью, ловко складывались в слова, почерпнутые из глубин памяти.
"Мир" Энкиду выудил из профессорских чтений Щопенгауэра*, но вот откуда взялась "шкура" оставалось загадкой.