Щелк — и свет в комнате погас, избавляя Пако от зрелища потоков крови, хлынувшей из отрубленной головы. Не то, чтобы серба это волновало, но все же.
Когда свет погас, Пако прикрыл глаза, сосредоточиваясь на остальных органах чувств.
В воздухе витал запах страха, нервов, чьих-то давно немытых подмышек, и отчетливый запах крови. Бетонная крошка под ногами отдавалась легкой вибрацией. Из коридора доносились звуки выстрелов, и еще где-то рядом слышалось чье-то тяжелое приглушенное дыхание.
Пако оскалился, зная, что противник его все равно не увидит, но не желая отказывать себе в этом удовольствии — насладиться чувством превосходства.
Короткой, едва заметной иглой кольнуло чувство осознания — старый Пако испытывал гордость и удовлетворение успешным делом, правильностью своих действий, общественной пользой наконец, когда какая-либо операция Молодого Фронта завершалась успешно. Но он никогда не наслаждался своей силой или чувством физического превосходства над противником.
Это были эмоции нового Пако, Большого Пако. И они ему нравились.
Вынырнув из темноты к треугольнику света у дверей, падавшего в комнату из уцелевшей в коридоре лампы, он обнаружил там две фигуры. С размаху впечатав кулак под дых первой, он, не останавливаясь, повторил прием со вторым бандитом... уже после удара обнаружив, что это женщина.
Что ж, Пако всегда был за гендерное равноправие.