Вилл была дикаркой. Ее знали как дикарку, за ее спиной шептались, ей в лицо издевательски скалились. Она ненавидела свою реальность. Все, кто ее окружал, были гиенами жизни, питающимися падалью и ею лишь сытыми. Вилл была иной. Она не желала быть одной их тех, кто не видит дальше своего носа, кто покупается на внешность и подкупается деньгами. И она бросила вызов. Выкрасилась в рыжий, заплела треды, вплела в них всякую ересь и стала не только посмешищем, но и пугалом для всех. Тут же разошелся слух, что она связалась с сатанистами и теперь учится накладывать порчу одним взглядом и обращаться с куклами вуду. Спустя какое-то время и еще парочки слухов, ее начали сторониться. Зачем якшаться с психопатами? Последний смельчак, посмевший ее толкнуть плечом, получил ножевое в это же самое плечо. Правда, гордо смолчал, и ее не выпнули из ненавистной школы, чему Вилл бы явно не огорчилась.
Вилл курит, Вилл научилась хорошо напиваться, Вилл любит плясать у костра. У нее есть свой узкий круг любителей неформальности. Они такие же дикие и самобытные, обколотые татухами и пирсингом. Они так же бросили вызов системе и шли теперь против нее, объединяясь в подобную систему, не желая замечать этого. Но Вилл, все же, держалась особняком, стараясь ни с кем не сближаться. Людской род так червив: стоит лишь надкусить, и вот она - черная дыра в, казалось бы, чистом бочке. Поэтому Вилл ограничивала себя в общении, не стараясь познать кого-то и не давая узнать себя.
В общем паршиво все сложилось бы в жизни Вилл, если бы не ее увлечение. Она любила рисовать. Легкие зарисовки незнакомых людей в парках. Шахматисты, женщины с детьми, лебеди в пруду - все подвергалось ее отражению реальности на бумаге карандашом. У лебедей вырастали рога, у шахматистов копыта, а у мамочек с детьми возникали неведомы звери за спиной. Это помогало ей поддерживать связь с собой внутренней. Это помогало ей не потеряться в этом мире обыденности и банальности.
Вилл уже привыкла к шелесту перьев в волосах, бряцанью бус у щеки и мерного постукивания черепков на затылке. Вилл уже привыкла выкуривать пачку в день и расписывать за неделю блокнот. Вилл уже привыкла молчать и смотреть в суть предметов. Вилл уже ко всему, собственно, привыкла. Только бы не накатывала эта грусть в осенние вечера, когда хочется что-то сказать, пусть совсем несущественное, только чтобы кто услышал, только чтобы кто послушал. И помолчал. Вместе с ней.