- Принимал? - удивился Ричи словам Надин. - Нет, нет! Мне и одних видов хватило! Представляешь, стучусь я - и открывает мне чернокожий мужик, в полтора меня ростом и с такими бицепсами, что ты и двумя руками не обнимешь! Всё, думаю, приплыл я... пришел. Но нет! Поздоровался я с ним так, как ты подсказала, и он тут же заулыбался в ответ, приветливо так за собой пригласил... Нет, я, правда, его язык не совсем понял, но даже по голосу ясно - добрейшей души человек на самом деле! А дальше там ну чисто дворец султана. Ковры под ногами такие, что в них можно как в ванну нырять, стены резьбой и гобеленами изукрашены, столики такие гнутые стоят, что и не понять, как такое из дерева выкрутили и что вообще то за порода была - и белые там были, и черные, и красные... Не крашеные, в смысле, а древесина такая! И безделушек на них уйма. Золото, серебро, платина, фарфор, кость резная, камни! И музыка тихая играет откуда-то. Райские кущи, истинно говорю! Я там прям чуть на месте не решил в Шейлин уверовать - чтобы, знаешь, как-нибудь попозже в такие же красивые места попасть... Нет, это видеть надо было!
Парень покачал головой, сетуя на собственную неспособность передать увиденное словами.
- Так вот, значит, иду я за тем громилой чернокожим, любуюсь чудесами, аж рот разинув, и наконец приводит он меня в эдакую комнатку круглую. Или зал? Туда еще штук шесть или восемь других проходов вели, но они шелком были завешены - не разглядишь, что за ним, только тени цветные видны. А в центре на подушечках сидит старик - худенький, низенький, но вот, знаешь, как взглянешь на него, и тут же ясно, что это не просто старик, а всем старикам старик, и нам такими в старости быть только мечтать остается! И тут уж даже не в том дело, что одежка на нем как дом стоит, а если вместе с тюрбаном громадным считать, то и на особняк потянет - просто ощущение от него эдакое идет. Так вот, вижу я его - и понимаю, что даже поздороваться толком не смогу, язык отнимается. Только и сумел, что поклониться молча. А старик этот поводит так рукой и говорит - угощайся, мол, гость дорогой! И тоже не на талдани. А перед ним на столиках отдельных сласти стоят, как в лавке - ломти щербета, шоколад... и кувшинчики еще рядом такие некрупные, плотно запечатанные. И женский голос откуда-то из-за занавесей добавляет - мол, угощайся, гость, но меру знай! Ну, я кой-как шаг вперед сделал - и чуть не упал там же. Запахи! Вроде, и ел я щербет, и шоколадом угощался, а тут так пахнет, ну так пахнет - ни в жисть не устоять! Оно и сладко, и пряно, и остро, и с какими-то уж совсем чудными нотками... м-м-м.
Ричи аж глаза зажмурил, вспоминая.
- Взял я, значит, того-сего, попробовать. Но меру соблюдаю, чтоб жадиной не прослыть! Чувство такое, что очень нехорошо то будет для кармы... для здоровья... и, наверное, для посмертия тоже - я ж еще не успел толком в Шейлин уверовать, помнишь? Вот взял немного, ответный небольшой подарок оставил, и говорю так вежливо... то есть нет, вру, не говорю. У меня ж от всех тех чудес так в горле пересохло, что только карканье, наверно, и получилось бы! Так что я только поклонился низенько, да и был таков. Только на свежем воздухе уже кое-как оклемался, да со всех ног на корабль бросился - и то, как видишь, чудом только успел. Вот, значит, почитай, сразу два чуда в день случилось! Редко такое бывает.