Из негустых зарослей чуть пониже пригорка показалась какая-то хитрая рожа, сморщенная такая, перепачканная сажей, поросшая клоками жухлыми тут и там, глаза в щелочки, ноздри трепещут… Кто-то мог бы даже подумать, что укрылся там еще один хобгоблин какой или его меньший собрат, но нет, то был Яндар.
Сердце тинирского дурачка билось бойко-бойко, но в тоже время и как-то пугливо, настороженно так, слово маленькая птичка, зажатая в кулаке, потерявшая от страха все силы и готовая уже испустить свой крохотный дух. Яндар прямо чувствовал, как волосы на загривке его поднимаются дыбом, как бежит холодок по мокрой спине… Во рту пересохло очень, куда-то делись все его слюни, которых обычно было даже с лихвой. А мир вокруг будто бы заострился, стал таким резким и чётким, что Яндар мог различить каждый волосок на мерзкой харе стоящего выше по пригорку хобголина, каждую рытвинку в его серо-бурой шкуре, каждый его выдох и вздох.
Никогда он не мечтал о подвигах ратных, не грезил ни битвами, ни поверженными врагами, да и наяву за всю жизнь свою не причинил вреда ни одной живой твари, осознанно по крайней мере. Но в каждом рашеми живёт воин, даже в таком как Яндар. Много чего слышал он и от отца своего, и от других старших, много чего уяснил и запомнил из баек и песен древних, впитал с молоком материнским…
Нож сам собой повернулся в руке, лёг длинным лезвием в ладонь, и, неслышно поднявшись, Яндар метнул его в гоблина, желая смерти ему.
Чёткий бросок вышел, Яндар вообще был хорош в бросании и метании всяких разных предметов, правда обычно он кидался шишками или болотной жижей, но и охотничий нож сойдёт. С неприятным звуком снаряд вонзился куда-то во вражеский бок. Застыв на мгновенье, чудак скривился в гримасе и, испугавшись содеянного, поскакал вдоль кромки горящего леса в сторону своих земляков, размахивая руками и курлыча как тетерев на току.