Старая ведьма говорила. Уве смотрел на муху.
Муха была квелая после зимы, сонная. Только проснулась-отогрелась, видать. Летела тяжело, выписывая в воздухе замысловатые кренделя, как загулявший воин в поисках нужника - по двору. Насекомое нарезало круги над головой хатраны, и в его полете, как это нередко бывало с Уве, чудился ему какой-то ключ, неясное послание, разгадка тайны. Казалось, стоит сделать одно маленькое усилие, и он поймет. Кусочки мозаики соберутся, горько-сладкий плод с дерева познания упадет в руки. Но, как всегда, парень не умел сделать этого последнего усилия, отчего испытывал дискомфорт едва ли не телесный. Как бывает, когда человеку хочется чихнуть, а чих никак не идет - и вот он разевает рот, морщит нос, судорожно хватает воздух, но не может получить удовлетворения. Уве не сомневался, что рано или поздно его "прорвёт". Но, - к добру ли, к худу ли, - он не знал, что у большинства озабоченных схожей проблемой мудрецов на то, чтобы сделать этот "прорыв", уходит вся жизнь. А иным и жизни не хватает...
В то же время, созерцание мушиного полета не отвлекало Уве от слов Руллы. Он не страдал от недостатка внимания, даже наоборот - умел смотреть и слушать, как мало кто из юношей и девушек его возраста. Просто конкретные разговоры о дажемме, как ни странно, занимали парня в меньшей степени, чем абстрактные загадки мироздания.
Уве все услышал, и все уяснил. Направление на столицу было ничем не хуже любого другого. Выходить он был готов хоть сейчас - ничто не держало Уве на месте, и не с кем было ему прощаться. О чем ещё говорить?