Этот мужчина отличался от остальных. Бывший социальный работник. Жена. Двое детей. Маша ковырялась в его жизни, будто вилка в тарелке со спагетти. Пятьдесят лет – приличный срок, за который все в ней успело перепутаться, сплестись в бесконечный клубок теста, которому явно не хватало хоть сколько-нибудь пикантного соуса. Однако скоротечное их знакомство не омрачилось ни единой ложью, и если бы этот человек вдруг поинтересовался, кто она…
- Это раздражает, верно?
- Простите… Что Вы имеете в виду?
Если долго смотреть на реку… Господи, это все знают. Даже он.
Если… Что будет, если долго смотреть в окно самой обыкновенной попутки? Не оборачиваясь, не моргая. Не замечая проскакивающих изредка светлых огоньков встречного авто, подъездов, отъездов, арок, окон. Не слушая местную радиостанцию, которую предпочитает лишь один человек во вселенной – водитель…
- Разве это возможно, чтобы диктор вот так просто взял и заговорил со мной?
- Конечно. Тебе многое предстоит узнать о Париже.
Он спросил, почему ее раздражает этот человек, и Женя не сразу нашлась, что ответить. Может быть, глагол “раздражать” с самого начала был подобран неверно? Возможно, это было сделано умышленно, чтобы сбить ее с толку и сбросить в пропасть безумия. Все эти журналисты по-настоящему зарабатывают лишь на сенсациях, вроде растерзанных социальных работников, что нет-нет да и обнаруживаются в каком-нибудь тихом парижском дворике.
Не так… Человек, что любезно согласился их подвезти, не смотря на поздний час и практически полное отсутствие на дороге других машин, водители которых смогли бы придти на помощь в случае чего, спустя пять минут неторопливой беседы привел Шилову в замешательство. Француз не лгал, не поглощал ее взглядом, не пытался флиртовать. На секунду она позволила себе усомниться в том, что он вообще человек, и тотчас предложила сделать ему “это” за сто франков, хотя понятия не имела, много это или мало… Фраза о ста франках ворвалась в ее голову из какого-то кинофильма.
Ответом на этот вызов стал долгий, насколько это позволяла дорога, взгляд, и протянутая в сторону ее колен заметно сморщенная возрастом рука.
- Добилась своего? – Маша, казалось, была здесь ни при чем, оставаясь лишь сторонним наблюдателем на заднем сиденье.
Девушка улыбнулась, ощутив облегчение, потому что причина, по которой этого человека можно было презреть или даже возненавидеть, все-таки нашлась, однако пальцы - эти длинные жабоедовские сосисочки – вместо уготовленного им места на ножке устремились к защелке бардачка. Он достал из него что-то вроде визитной карточки, а затем протянул ей.
Social centre "Renaissance". Телефон. Адрес.
Всю оставшуюся дорогу Эжен молчала, глядя в такое же безмолвное окно. Остальные решили, что он слишком стар для этого. Что именно она имела в виду, так и осталось для него загадкой. Никакого прощания… Мужчина удостоверился, что дама плотно закрыла за собой дверь, и ни слова не произнес о деньгах.
Тонкий шлейф дурного настроения, будто копоть старинного паровоза, протянулся за этой девушкой до самого кафе, где ее ожидали семеро. Принц умолчал о деталях, оставив пространство воображению, однако Le Fleur не стал пристанищем ни для каких семи рыцарей круглого барного стола.
Порог едва переступив, она поняла, что большинство из этих особ не были не только рыцарями, но и людьми. Их мысли сидели тихо… Словно худосочные церковные мышки во время проповеди. Они боялись высунуть свои махонькие носики за пределы таких же крошечных как сами черепушек. Хи-хи!
Ее взгляд, пустой и оттого беглый, из всей собравшейся толпы задержался лишь на двух проклятых, чья внешность заслуживала пусть незначительного, но отдельного внимания.
- Поздравляю, милая. Принц решил познакомить нас с самыми уродливыми уродами на свете, - едва прикрыв рот ладонью, прокомментировала увиденное подружка, вошедшая вслед за брюнеткой.
Ничего не ответив, Женя засеменила к самому отдаленному от собравшейся компании столику.