Россия осталась позади.
Светлые воспоминания почему-то не увязались за ней в дорогу. Визит на родину походил скорее на посещение больного родственника. Лежачего и совсем дряхлого… Ничего хорошего, в общем, несмотря на долгую совместную жизнь под одной крышей. Но так было нужно. Нужно всем, кроме Евгении.
- Ты никуда не поедешь, - строго заявила Маша, разглядывая подругу в зеркале, но вся ее решимость, пусть даже собранная в кулак, не могла противостоять Принцу. Как фигурку в шахматной партии ее ненаглядную подопечную подняли и передвинули с места на место. Ладья, слон, лошадь или, может быть, обыкновенная пешка?
- Мы отправляемся в Париж! – не скрывая радости, выпалила Женя, после чего улыбнулась сама себе. Кислая мина, расположившаяся в зеркале по соседству, едва ли могла омрачить столь добрые известия. – Разве я виновата, что не умею играть в шахматы? - продолжила Женя, заметив, наконец, что все собравшиеся смотрят на нее, как на дуру.
- Он тебя использует.
- Кто? – с неподдельным интересом вопросила девушка, хохотнув. Новое платье, едва вынутое из красивой, подарочной коробки, завертелось в руках модницы, как уж на сковородке.
- Ты знаешь. Не заставляй меня произносить это вслух, - Маша отстранилась и направилась к окну, чтобы задернуть шторы. Слежка?
- Он не опасен, - будь стены этой многоэтажки чуть тоньше, соседи странной брюнетки без труда определили бы, что к беседе присоединился третий голос – мужской. Что-то тяжелое глухо упало на пол, после чего все трое ненадолго умолкли.
- Убери… К чертовой матери… Не хочу его больше видеть! – привычный тембр без пяти минут парижанки неожиданно изменился, будто она затевала ссору…
***
Соседи-мужчины, которые постарше, старались привыкнуть к ее странностям, передавая вести о новой квартирантке из уст в уста, подобно сведениям о тайных рыболовных местах. Молодняк же частенько пялился на коричневую металлическую дверь, которая, по слухам, открывалась только ночью. “Заносчивая дрянь, приторговывающая собой”, – суровый вердикт соседок из седьмой, двадцатой, двадцать первой, двадцать седьмой и тридцать пятой квартиры, который девушка даже не пыталась опровергать. Молодая женщина. Смазливая. Ночной образ жизни. Тут и там мелькающие у той самой двери незнакомые мужичьи рожи (и часто – весьма приличные на первый взгляд). Под присмотром таинственных опекунов... Даже не будь упомянутые дамы тупыми завистливыми с****и, их мнение, пожалуй, осталось бы прежним. Слово из пяти букв – желаете покрутить барабан? И все это было об одном человеке. Несказанное, но услышанное.
Этим утром под известной коричневой дверью Тамара Степановна, соседка, обнаружит полуголого мужчину с явными признаками наркотического опьянения и, конечно же, вызовет милицию, но Евгении на съемной квартире уже не будет. Paris!
***
Она с трудом выдержала перелет, от которого, кажется, голова стала… На несколько размеров больше. Раза в два-три. Стюардесса столь же вежливо, сколь настойчиво интересовалась Жениным здоровьем, но, не получив вразумительного ответа, оставила подозрительную даму в покое, лишив вампира единственного основания совершить над собой расправу прямо там – в туалете, под носом у ничего не подозревающих пассажиров. Ее взгляд выдавал растерянность, а щеки вдруг оказались почти такими же алыми, как и губы... Покидала ли Шилова кресло во время полета? Маша утверждала, что нет, но… Этот путь не был единственным. И даже сейчас, перед экраном французского телевизора, сделанного в Корее, вампир изредка шептала слово “Париж” для кого-то не только ЗДЕСЬ, но и ТАМ. Она делала так, пока не прогремел взрыв.
- “d-4”, - со знанием дела произнесла Маша, заняв свое излюбленное место у окна.
- Доброй ночи, Белоснежка, - прозвучало в ответ.
Ожидание закончилось.