(Интермедия)
В середине сентября - праздник осенней луны.
Нет ничего прекраснее леса на склонах холмов осенней порой, пылающего тысячью оттенками багряного и золотого под высоким ясным небом. В эту пору особенно прозрачен воздух и холодна вода; цветы уже отцвели, лишь кусты хаги радуют глаз да серебристые метелки трав колышутся на ветру. Но сильнее всего трогает сердце медленно встающая над лесистыми холмами и полями полная луна, заливающая землю холодным светом.
Недалеко от убогой хижины на склоне холма - прогалина с свежим земляным холмиком, на его вершине - маленькая каменная пирамидка. Какое одиночество!
Торжественное молчание нарушает журчание воды, бегущей по камням где-то внизу, попискиванье лесной мыши и пение осенних цикад в траве. Эти и другие звуки осеннего леса ловит чуткое лисье ухо.
Некрупный рыже-бурый лис расположился прямо у могильного холмика, ему приятно прикосновение сырой взрытой земли. Задрал узкую морду вверх, смотрит на луну не мигая. В прикрытых глазах - покой и блаженство. Он вспоминает - без боли, без сожаления. Яркие знамена полощутся на серых стенах замка. Мальчик с пронзительным и ясным взглядом, как у сокола, смотрит на него в упор; в глазах - странная смесь смятения и решимости. Прекрасная женщина, окутанная волнами алого шелка, плавно шествует мимо, по пути пронзая его равнодушным взглядом. Блеск стали, красные цветы огня. Холодный лунный свет смывает одно воспоминание за другим. Лис вскакивает, кувыркается и прыгает в траве, легкий, как прозрачное облако, плывущее по ветру. Он бежит к краю прогалины, вбирается вверх по склону, мелькает среди древесных стволов - и вдруг замирает, вытянувшись в струнку.
Кончается лес, кончается трава, кончается твердая земля под лапами; впереди, и справа, и слева - пустота. Стена молочно-серого тумана. Он клубится как живой, вытягивается лентами, закручивается в спирали.
Только он неживой. Это призрачный океан Ёми.
Лис пятится, потом с тревожным тявканьем срывается с места, бросается бежать. Он бежит по грани двух миров, пока не совершает полный круг и не убеждается: эта хижина вдали, эта лесная поляна, ручеек, бегущий по камням, трава и деревья - не более чем остров не более двадцати дзё в поперечине. Остров земного мира, со всех сторон окруженный бушующим морем хаоса - без верха и низа, без середины и края, без меры, без времени и пространства, без имен и материй.
Бежать некуда. Он в ловушке.
Лис тоскливо озирается, потом понуро бредет к могильному холмику и растворяется в сумраке ранней ночи.
***
Бойтесь своих желаний - они могут исполниться.
Как тяготила Кёдзи его медленно ветшающая материальная оболочка. Как он желал сбросить ее, словно изношенное платье, и наслаждаться свободой... ото всего! Как он был глуп... да и все глупы, теперь-то можно сказать это, не испытывая стыда: глупы все, кто воспевает и призывает к себе смерть, кто спешит прервать земной путь до назначенного срока. Смерть отвратительна, уродлива и грязна; она - искажение божественного порядка; смерть только забирает, но ничего не возвращает назад. Это поняли старшие боги - но только после того, как Идзанами попыталась вернуться из Страны Мрака... Живая кляча лучше мертвого скакуна. Лучше один день на этом свете, чем тысячу на том. К сожалению, часто понимаешь такие простые вещи, только когда сам умрешь.
С миром яви Кёдзи теперь связывала только горстка хрупких костей и истлевающей плоти на глубине не более чем в три сяку.
Обходя свои новые владения сумеречной порой, Кёдзи предавался воспоминаниям, пытался удержать их. Пройдет время, они иссякнут, и тогда он окончательно превратится в бессмысленное создание, пустую и выцветшую оболочку. "Станешь тенью тени..." Ну вот, ревнивая женщина, восклицал он, твое проклятие наконец исполнилось в полной мере! Ты довольна? Это сделало тебя счастливой? Возвратило к твоему изголовью неверного любовника или послало тебе дюжину новых? Как глупо... Глупо! Он не может быть заперт здесь навеки, он скоро уйдет, как минует сорок дней... Но почему все произошло именно так? Похоронен без должных обрядов? Умер, испытывая душевную боль? Не закончил какое-то важное дело? Наказан за преступление? Да... да! Все вместе!
...Он еще барахтался на грани бытия, не смирившись с неизбежностью смерти, тянулся за своими свирепыми солдатами: старший брат, разве ты еще не утолил свою жажду? Обернись! Поговори со мной! Я призываю тебя! Его призыв был похож на длинные жгуты силы, которые он метал в рыжий туман... Далеко, слишком далеко! Они падали ниц и таяли. Сил больше нет... Он потянулся, превозмогая боль, и вдруг из мутного марева вынырнула мощная рогатая фигура, схватила его за горло толстой когтистой конечностью, притянула к себе, уставилась в его лицо круглыми багровыми глазами, и, тряся полумертвого колдуна как собака крысу, начала негодующе реветь что-то ему в лицо. Дух-хранитель этой долины был похож на помесь огромного человека-силача и буйвола, только нижние конечности у него были птичьи, о трех пальцах с когтями. Он был огромен, могуч, мохнат и буен; и он был в ярости, оттого что колдун испоганил его землю, призвав на нее сонм злых духов. Он тряс Кёдзи и орал, и Кёдзи все понимал, и чем больше он понимал и видел внутренним взором, тем сильнее его обнимало отчаяние и чувство самого последнего и окончательного поражения. Потом Хозяин с силой швырнул колдуна об землю - и из того вылетел дух...
Теперь он вспоминал... да что толку в этих воспоминаниях? Зачем казнить себя, раз все уже случилось и ничего не исправить? У него были все возможности предотвратить внезапное нападение отряда захватчиков, если бы он расспросил крестьян, вместо того, чтобы отправиться на ловлю змея. У него была возможность спросить судьбу о грозящей опасности тем вечером, когда он, целиком и полностью положившись на Масу, отправился гулять на холм; и даже последнее предупреждение - когда летнее небо плакало падающими звездами - даже это знамение ничего не сказало ему, так он был занят собой! Боги, боги, кто назвал этого самонадеянного, себялюбивого и тщеславного старого дурака мудрым! Он всегда был обманщиком, но этот последний обман превзошел все прежние его обманы! А ведь Рёусин доверился ему, доверился его прозорливости, его чутью! Рёусин! Колдун видел, как четверо конных всадников устремились за парой, скачущей во весь опор во мраке; какой отчаянный, безнадежный бой принял юноша - один против четверых. А он был так уверен, что отвлек внимание врагов от погони, оттянул все их внимание на полчище демонов... Как же, офицеры Намахаги такие дураки, чтобы складывать все яйца в одну корзину! Он недооценил их. Он не спас Рёусина. И крестьян он тоже не спас, потому что очутившиеся на свободе монстры жрали людей без разбору, и крестьян, и солдат, пока он валялся на земле со стрелой в плече. Деревня горела - совсем как Хиджияма...
Это все он, он! Оставил мальчика одного, предал его; погубил крестьян, сжег деревню, отравил землю призванными голодными монстрами. Ха! Ему следовало гореть в самом скверном, самом жарком и глубоком буддистском аду, думал Кёдзи, наматывая в вечерние часы круги вокруг своей могилы. Он еще легко отделался! И еще вопрошает, почему ему не случилось упокоиться с миром!
В один из таких вечеров он услышал знакомый голос, такой слабый и жалкий. Его звали. С ним говорили. Кёдзи показалось, что он различает силуэт юноши, лежащего навзничь. Неужели Рёусин скончался от ран и теперь тоже существует в призрачном облике? Нет. Говорил живой.
- Омомори-сан, мне казалось, я умер. Но теперь я вижу, что я жив...
- Рёусин-сама, - произнес Кёдзи; его голос дрогнул и прервался, а на глазах невольно выступили слезы. (Фантомные ощущения. Остаточные. Скоро пройдет.) Он знал, что Рёусин сейчас слышит его речь внутри своей головы.
- Если бы Вы знали, как я счастлив, что Вы живы. Это самое главное; только смерть не оставляет надежды, поверьте! Перестаньте терзать себя понапрасну. Вас жестоко изранили, но Вы молоды и сильны. Мы найдем способ исцелить Вас. Но даже если этого не случится - не в руках сила правителя. Ваши воины и верные Вам люди - вот Ваши руки. Вы должны стремиться к тому, чтобы Вас запомнили как Рёусина Мудрого. Рёусина Стойкого. Рёусина Благородного. Короля Драконов. У Вас есть к этому есть все возможности. Вы потерпели поражение, но оно сделает Вас еще сильней, если Вы не будете тратить силы на бесплодные сожаления о том, чего не изменить - по крайней мере, сейчас. Рискует утонуть только тот, кто плавает. Набирайтесь сил. Нам еще предстоит многое.
*******
Хорошо сказать: предстоит многое. Надо начинать действовать; хотя бы понять, что вокруг творится, а этого не поймешь, торча у собственной могилы.
Что творится с Рио, Кёдзи не знал. Возможно, собственный демон пожрал его. Ужасная судьба. Вот еще один камень в корзину его, Кедзи, прегрешений: Он ничего не сделал для спасения Рио - ради Кимико, а ведь она его так просила...
Но вот господин Моридзуки! Кёдзи несколько раз видел его, бредущего в сумерках откуда-то со стороны пепелища Минами. Самурай был жив и здоров. Вот это удача!
И заклинатель позвал самурая, произнеся его полное имя.
- Моридзуки-но Годзэамон! Вы слышите меня? Извините, Моридзуки-сан, это я, Омомори Кёдзи, с Вами разговариваю. К сожалению, я не могу явиться к Вам, чтобы лично Выразить Вам мое уважение и мою бесконечную благодарность за Вашу заботу обо мне. Мне хотелось бы обсудить с Вами наши дальнейшие планы, если Вы не против. Можно, конечно, и мысленно поговорить, но мне кажется, лучше встретиться лично. Я был бы Вам признателен, если бы нашли время прийти на мою могилу вечером, как солнце зайдет. Мои возможности передвигаться, к сожалению, теперь сильно ограниченны.