Звонкий, командный голос князя вырвал её из медитативного полузабытья, которое уже начало окутывать сознание. Кимико открыла глаза как раз в тот момент, когда Рио выходил из погреба. Девушка часто заморгала, чтобы сфокусировать зрение и получше разглядеть недавнего нарушителя спокойствия. Вопреки всеобщей волне страха, прокатившейся по рядам крестьян, в душе девушки окровавленная, колючая фигура ронина подстегнула иное чувство – собранность, спокойную, выжидающую насторожённость. Словно притаившаяся кошка, наблюдающая за потенциально опасным существом, Кимико стояла, не шелохнувшись, следя за всеми действиями воина одним лишь взглядом.
Озарённый ореолом победы, гордо восседающий на коне даймё говорил вдохновенно, уверенно и… как-то подготовленно, подчёркнуто официально. Как правитель. Не вполне осознавая подоплёки, не зная деталей разговора, состоявшегося в подвале, Кимико тем не менее каким-то шестым чувством уловила в его голосе нотки фальшивости, будто кожей осязала витавшую в воздухе неестественность происходящего.
Внимательный взгляд чёрных глаз остановился на Кёдзи. «Изгнал демона, даже не спускаясь к одержимому? Так не бывает. Либо господин Омомори очень сильный колдун, для которого и стены не помеха, либо…». Пытливый взгляд снова скользнул по фигурам Рёусина и Кохэку, словно силясь прочесть их мысли. Об альтернативе этого «или» даже не хотелось думать. «Нет победного облегчения, нет триумфа. Нет радостного блеска в глазах. Есть… разочарование? Вина? Неуверенность?» – гадала Кимико, снова всматривались в оттенки эмоций, проявляющихся на лице мага. «Боги, да он еле на ногах держится!». Сердце болью отозвалось в груди при этой мысли. Если бы только Кимико обладала даром делиться своей жизненной энергией с другими, она, не колеблясь, в эту же минуту отдала бы половину, только чтобы не видеть опустошения, измождённой тоски в этих мудрых, бездонных, как пропасть, глазах…
Подозрительная фигура ускорила шаг и выросла рядом с ней, почти вплотную. Высокий, на целую голову выше. И опасный… Аура сдерживаемой силы, готовой в любую минуту прорваться наружу, словно ледяным потоком окатила крестьянку с головы до ног, отозвавшись волной мурашек, пробежавшей по спине. Кимико рефлекторно вздёрнула подбородок в горделивом жесте – и клинки взглядов схлестнулись в немом поединке. Подчёркнуто вежливая речь, так режущая слух своим контрастом с недавней бранью и нечеловеческим рёвом, а в глазах – вспыхивающие искорки бесовского огня. И эта дерзкая, издевательская, унизительная «просьба». А по сути – приказ повелителя. «Так вот какой ценой Вы усмирили демона, Окура-но Рёусин? И усмирили ли? Может, просто заключили с ним выгодную сделку, воспользовавшись никому не нужной крестьянкой, как разменной монетой?»
Нет страха. Вместо него – холодная ярость, клеточка за клеточкой стремительно завладевающая её телом.
– Конечно, называйте меня, как Вам угодно, Рио-сан, – ответила Кимико с лучезарной улыбкой, скользнув по высокому силуэту мужчины неожиданно тёплым взглядом.
Молниеносный взмах правой руки – и звонкая пощёчина наотмашь, в которую вложена вся сила и весь гнев, сотрясающий её тело.
– Но безнаказанно угрожать моему отцу я не позволю никому. Ни демону. Ни человеку. Ни ронину. Ни самураю, – сквозь зубы процедила девушка, огромным усилием воли сдерживаясь, чтобы не наброситься и не расцарапать Рио лицо. – Так что, господин всё ещё желает насладиться моим чарующим пением? – язвительно спросила Кимико и, не дожидаясь ответа, резко развернулась и бросилась прочь.
Вихрем проносясь мимо расступающихся односельчан, возле коня юного князя Кимико резко остановилась. Горько усмехнувшись от пришедшего в голову воспоминания, медленно размотала перевязанную недавно руку, и, вытерев лезвие о пояс юкаты даймё, с подчёркнуто вежливым поклоном, швырнула его к ногам лошади.
«Я просила у Вас только одного – с честью служить Вам. Не знала, что для этого нужно втоптать свою честь в грязь», – говорил её устремлённый на Рёусина прямой взгляд, полный немой укоризны.
Кимико удалилась, не оборачиваясь более. Её щёки алели стыдливым румянцем. А на ресницах блестели горячие слёзы уязвлённой гордости.