- Увы, в руке моей,
Слабея неприметно,
Погас мой светлячок.
Кохэку произносил эту присказку всегда, когда хотел кого-то убить, находясь в полном спокойствии и не испытывая ни капли моральной дилеммы, причем в его устах красивое трехстишье звучало так, как будто он произносил вовсе не его, а "Вырву вам внутренности, трахну ваших жен, убью ваших детей". Впрочем, должно быть именно так эти стихи и звучали для повидавшего на войне всё ронина, поэзия о любви, утрате, красоте природы, вечности, смысле жизни, всё для него окрашивалось в красный цвет. И задумчивый взгляд на Мученика, сопроводивший это декларирование не предвещал ничего хорошего.
- Знаете... Они говорит со мной иногда.. Он рассказывает мне о своей силе, о том, что нося его - я как бог между людьми. В моей власт лишить их жизней или нет... Но иногда он шепчет и нечто иное... Внутри этого клинка он вечно пытает пораженные мной души, заставляя их раскрывать свои самые страшные тайны. У вас есть семьи? Он скажет мне где их найти. Быть может секреты? Они станут известны мне. Если только мы не будем хорошими друзьями...
Говоря это, Рио зашел за спину к мченику и потянул связанные руки вверх на манер дыбы, так как силушка у ронина была большая, то вопросом времени было когда гости лежащего и неспособного встать начнут выходить из суставов. До этого, впрочем, не дошло.
- Кажется, тебе мешают веревки? Позволь, я помогу.
Свист клинка и отрубленные кисти падают на пол погреба, кровь хлынула двумя ручейками, но на сей раз Кохэку ушел из под ее потока, ни к чему марать руки.
- Увы, в руке моей,
Слабея неприметно,
Погас мой светлячок...
Как-то задумчиво произнес он, больше не улыбаясь.
- Я хочу чтобы всё вы понимали, либо я услышу от вас то, что сочту интересным, либо четвертую и позволю вашим душам медленно вытекать из тел, чтобы воссоединиться друг с другом в "Испивающем Души". А потом я приду за вашими семьями. За вашими друзьями. Даже за питомцами. В последний раз спрашиваю - мы будем хорошими друзьями?
Из горла Кохэку вырвался едва сдержанный рык, запах крови в воздухе наполнял его одновременно силой и жаждой пролить больше и больше... А может не только пленных? Почему бы не подняться к Айюне-дори и не объяснить ей, как сильно она заблуждалась? Нет-нет, он не позволит клинку помутить его рассудок. С другой стороны она проявила неуважение... А кто и когда нас уважал?! Кедзи уважал, он наш друг. У нас нет друзей. Мы одни. Всегда.