В разрушенной, всеми забытой таверне как-будто стало теплее. Казалось, приоткроешь дверь, а за порогом разгар лета. Музыка, любая, наполнена магией. А когда музыкант отдается своему делу без остатка - он подчиняет себе разум слушателя. Ведь как еще это можно назвать, как не магией? Мгновение назад ты сидела понурившись в сыром зале, уставшая, обремененная заботами целого мира, а сейчас уже хочешь пуститься в пляс и смеяться от души. Кэй позабыла, в каком виде сидит перед Айданом. Да и он, вероятнее всего, позабыл. Она слегка покачивалась из стороны в сторону и без всякого стеснения глядела сверкающими глазами на паладина. Она впитывала в себя каждую ноту, каждое слово, каждое движение рук, переплетая образы прошлого и настоящего - вот Айдан освященный светом огня, и в следующий миг перед ней Ромашка. Мелисса танцует на крыльце и зовет ее присоединиться. Лето в лесу, беспечные мавки у истока, теплый ветер, играющий волосами, и божья коровка упавшая на ладонь.
Спутник Кэй продолжал удивлять. Он точно редкий самоцвет открывался новыми сверкающими гранями. Сначала раненый путник, затем паладин, вслед за этим наследник древних королей, человек с удивительным даром, грустный юноша и, наконец, музыкант. Все в нем было необычно - даже его музыкальный инструмент.
Под конец песни, слезы навернулись на глаза колдуньи. В этом вся Плакучая ива - все чувства напоказ. Нет, она не дала им пролиться, просто Айдан затронул струны ее души. И это были слезы радости, исчезнувшие, уступая место теплой улыбке.
- Я никогда не слышала ничего подобного, - забывшись, Кэй встала с места, чтобы подкинуть в огонь еще дров. - Ты удивительный человек. Столь многогранный... Это большая редкость. Спасибо тебе!
Ива хотела бы слушать еще и еще, ее так и подмывало попросить юношу сыграть снова, но ему нужно было отдохнуть. Измученный пытками, кто знает, сколько он не спал?
- Теперь пора бы и колыбельную спеть, - вздохнула Кэй. - Тебе надо отдохнуть, а я постерегу.