Она понимает тонкую нить второго смысла, вложенного в мои слова. Качает головой, сопротивляясь... чему? Воспитанию? Врожденному чувству жалости? Обычному человеческому сопереживанию? Не столь важно, потому что ее эмоции в этот момент прекрасны — чистые, искренние, неподдельные, и твердо подавленные волевым решением. Внутренняя борьба, отблески которой пляшут на лице Ди вместе с отблесками пламени, заслуживает аплодисментов, и я аплодирую — тихо, незримо, скрываясь под маской Джона.
Крик статиста на фоне сплетается с треском пламени. Второй статист все еще греет снег вокруг себя, и мне все так же нет до него дела. В какой-то момент я даже ощущаю далекий отблеск чувства ошеломления — ведь Джон Сабик, патрульный, холост, и в кошмарном сне не мог представить себе ситуацию, в которой он столь наплевательски отнесется к чужой жизни. Впрочем, Ди солидарна со мной — в этом я теперь уверен, и мне не нужно задавать ей лишних вопросов.
Она делает то, что лучше для нее.
Выживает любой ценой.
И это правильно, поскольку наш бой еще не окончен.
Начало второго раунда возвещает далекий рокот мотора. Я слышу его, мерное биение стального сердца в паре километров от нас, и этот звук едва слышно, но очень настойчиво прорывается сквозь душераздирающие крики съедаемого пламенем водителя фуры, до которого нам обоим нет больше дела. Я слышу его, и я замечаю, что Ди тоже чувствует его — участившимся пульсом, расширенными зрачками, мелкой дрожью в пальцах, обреченной мольбой в голосе.
Я не двигаюсь с места, глубоко вдыхая морозный воздух.
— Нам некуда ехать.
В отличие от Ди, в моем голосе нет обреченности. Более того, я не уверен, что хладнокровный тон Джона смог в достаточной мере скрыть... радость. Восторг. Упоение!
Потому что теперь я чувствовал зеленоглазого убийцу. Так же остро и ярко, как Джона Сабика, патрульного, холостого, как будто я сам был таким же, как он.
Возможно, все это было следствием удара об асфальт, и я просто не заметил, как приложился головой. Но мне казалось — нет, я был уверен! — что понимаю убийцу. Ощущаю его желания. Его цель.
Ведь его цель пересекалась с моей, и это роднило нас сильнее, чем братьев-близнецов. Благодаря этому родству, а возможно, благодаря каким-то безумным мыслям Джона, я понял, что мне нужно сделать.
Я шагнул вперед к Ди, но моей целью был полицейский "Форд", поэтому на девушку я не обращал больше внимания. Наверное, в моих глазах плескалось легкое безумие от переполнявшей меня радости.
Я достаточно хорошо представлял себе итог, но последовательность действий, которая должна была привести к этому, была несколько туманной, поэтому я шел к "Форду", слабо понимая, что мне от него нужно. Однако я так же знал, что до того, как черный, как ночь, автомобиль не спеша доберется до нас и исторгнет из своего нутра зловещего пассажира, у меня есть пара минут в запасе, и я собирался сполна воспользоваться ими.
На заднем сиденье лежал дробовик, который перекочевал мне на плечо. В багажнике стальной змеей свернулась шипованная лента — четыре метра острого металла, которые я бросил на снег у переднего колеса "Форда". Там же нашелся пятиметровый буксировочный трос — два стальных крюка и пятнадцать тонн предельного усилия на разрыв —, толстые жгуты высоковольтных проводов для "прикуривания", и наконец, огнетушитель.
Богатство для какого-нибудь сталкера в эпоху постапокалипсиса, все эти вещи сейчас имели ценность и для меня. Заведя мотор и открыв капот "Форда", я накинул на минусовую клемму аккумулятора "крокодил" и прицепил другой конец к шипованной ленте. Второй провод вцепился в ленту, а "крокодил" другого конца лег рядом с плюсовой клеммой.
— Ди! Подоедини вторую клемму, когда придет время. Я думаю, это будет достаточно очевидно. Возможно, надо будет размотать ленту — защелка наверху, просто срываешь ее, и лента развернется сама.
Отойдя от машины на пару шагов, я поставил у ног огнетушитель, снял с плеча дробовик и повесил вместо него свернутый мотком буксировочный трос. Проверив заряды в дробовике, я аккуратным пинком уронил огнетушитель плашмя, и сгреб ногой небольшой сугроб над ним.
Черный автомобиль приближался, прогрызая яркими фарами снежную темноту перед собой. Чем ближе был он, тем больше восторга переполняло меня, хоть я и еще раз предусмотрительно оглядел свою сцену — декорации были расставлены так, что подъезжающий автомобиль мог видеть меня, "Форд" с открытым капотом, и Ди, стоящую возле него. Фоном для нас был гигантский костер фуры.
Все остальное должно было стать сюрпризом, и ощущение того, что эту сцену пишу я сам, сломало даже хладнокровие Джона.
— Золото, Ди. Сколько золота вокруг!.. — прошептал я, растягивая губы в ухмылке.