Вспыхнувшее пламя разрастается — точно так же, как и мой восторг. Это восхитительно! Волна теплого воздуха обнимает мое лицо, и все рефлексы сигнализируют мне: опасность! Взрыв неизбежен! Беги же!
Но я медлю. Долгие две, три, пять секунд, стоя на ободранном асфальте шоссе, проглядывающему сквозь снежный настил, я жду, пока пламя вступит в полную силу.
Я не могу сказать точно, чего я жду. Может, я хочу убедиться, что водитель фуры подаст признаки жизни, успеет выбраться и избежать участи быть сожранным огнем. Может, я хочу убедиться как раз в обратном — что он уже никуда не денется из созданной мной огненной ловушки.
А может, я просто любуюсь пламенем?
Ведь теперь, глядя на него, я понимаю, что мне действительно был нужен огонь. И совсем не потому, что я замерз за эту бесконечную зимнюю ночь.
Я отхожу назад, когда пламя расправляет плечи, гротескным Атлантом упираясь в чернеющее над головой небо. Я отхожу, внутренне преклоняясь перед его мощью, и внутренне же ликуя — ведь я породил его!
Чей-то слабый голос на краю слышимости поначалу не может привлечь мое внимание, полностью сконцентрированное на творении, а мгновением позже я смотрю на его обладателя, слышу его и даже понимаю отдельно взятые слова, но их общий смысл ускользает, словно вода сквозь пальцы...
...словно искорки, истлевающие в полете...
По всей видимости, это водитель легковушки, неудачно подвернувшейся на пути поверженного левиафана. Я смотрю на него, и сейчас у меня даже в мыслях нет предложить ему помощь, или даже удостоить ответом. А ведь минуту назад, выбираясь из машины, я еще думал о том, чтобы проверить наличие жертв.
Джон, ты такой непостоянный! Мне это нравится в тебе.
Точку в нашем безумном диалоге ставит взрыв. Незнакомец взмывает в воздух, подброшенный волной, чтобы затем безвольно упасть на снег. Я фиксирую в сознании тот факт, что видимых повреждений у него нет — все же, мы успели отойти достаточно далеко от эпицентра — но непродолжительный полет с последующим падением на снег, под которым скрывается твердый асфальт, вполне мог раскроить ему череп.
Впрочем, через это долгое и тягучее мгновение взрывная волна добирается до меня, и избавляет от досужих размышлений о чужой судьбе.
Сбитый с ног, я группируюсь в полете и приземляюсь на плечо, перекатом гася инерцию. Поднявшись на ноги, я снова любуюсь огненным цветком, с ревом рвущим воздух и обжигающим глаза — на том месте, где только что была многотонная фура.