Чаши весов успеха на поле боя колебались то в одну, то в другую сторону, и никак не могли замереть. Падали гвардейцы, падали наемники, и никто не мог получить безусловного преимущества. Сие было испытанием духа и веры тех, кто презрел страх и с оружием в руках выступил против занявших оборону нечестивцев: ведь что, как не трудности и ниспосланные свыше испытания закаляют клинок души до адамантиевой твердости?
Аколиты, братья и сестры ее по служению Ордосам, действовали четко и слаженно, и сама душа пела, взирая на них. К сожалению, солдаты СПО не смогли выстоять против той стены огня, которой их встретил хорошо укрепленный враг, и пали. Селена не могла оставить храбрецов без молитвы, и, вновь возвысив голос, запела:
Requiem aeternam dona eis,
Domine, et lux perpetua luceat eis.
Requiestcant in pace. Amen.
Пускай эти чистые и праведные слова сопроводят погибших к подножию Трона Его, а те, кто выжил, принесут возмездие убийцам. Вот только реальность во всем своем ужасе помешала реализации этих благих планов. То, что появилось за фонтаном, не было "Часовым", и не было чем-либо еще, что могла бы представить сорорита. Огромное, лязгающее, увешанное оружием и созданное только для смертоубийства, оно было нахально-откровенно чуждо всем созданиям Омниссии, и самим фактом своего существования ставило на всех противников клеймо еретиков и отступников.
Машина внушала страх. Что могли сделать ей пули, что могли сделать ей крак-гранаты? Бронко прав - даже минометы тут бесполезны. Закованная в броню ересь без труда сметет с лица земли всех глупцов, осмелившихся стать у нее на пути. Кто не падет от пули или ракеты, того раздавят в кровавую кашу манипуляторы - и хлипкий слой доспехов не станет тут помехой.
На лбу сорориты вуступила испарина, застучало сердце набатом, зубы забили какую-то безумную чечетку. Крупная дрожь била испуганную Селену, но надежный щит веры не давал ей до конца удариться в панику. Она знала свой долг и верила, что Император сохранит ее - а значит, она не может позволить себе бежать. Это будет худшим из предательств - неверием в мощь Его и оставлением в опасности братьев и сестер своих. А о подобном госпитальера и помыслить не могла.
Сдавленным голосом, стуча зубами от страха и стараясь не смотреть на источник опасности, аколита прохрипела:
- Саммер, стреляй, стреляй же! И да направит Он твою руку!
Сама Селена тоже не стала прятаться от опасности: долг и честь звали ее продолжать бой. Дрожащими от страха руками она открыла огонь по пешим "Волкам", силясь изгнать из памяти образ кромсающего ее тело техо-чудовища. Против жуткого Драгуна ее автоган был бесполезен, так что девушке не оставалось ничего, кроме как молиться и стрелять, стрелять и молиться:
Domine Emperor, dimitte nobis debita nostra,
salva nos ab igne inferiori, perduc in caelum omnes animas,
praesertim eas, quae misericordiae tuae maxime indigent.
Amen.