Безыскусная поминальная молитва согрела Максимилиана больше, чем пустая и напыщенная в своей пустоте заупокойная служба. Нет, некоторые из Охотников искренне исповедовали авраамические религии. Были такие, кто приходил в лоно Церкви уже после, получив зримое подтверждение ужасу, существующему у порога легенд и мифов. Были те, кто отказывался от Бога, не соглашаясь признать его существование параллельно с волколаками Зонненвальде. Хотя Максимилиан не знал таких персонально, были такие, кто поклонялся зверям, духам, экзотическим верованиям заокеанских Америк, портвейну или и вовсе не поклонялся ничему. Однако... однако иногда два слова, сказанные от чистого сердца, значат больше, чем строфы поэтов в устах профессионального риторика.
Так случилось и здесь.
Находиться в хижине стало легче и проще. Как будто совершился обряд, прежде не дававший ауре этого места позабыть о злодеянии и смерти. Но теперь Максимилиан мог спокойно приступить к обыску. Кроме двух уже упомянутых мушкетов, нуждавшихся в изрядной чистке, в хижине не нашлось важных свидетельств увиденного Охотником. Мебель стояла поломанной или, если и нет, то пустой и насквозь выстуженной суровыми горными ветрами. Последний огонь в очаге прогорел давным давно, оставив на железном полу неизводимое чёрное пятно, полузасыпанное снегом. Со скрежетом и большими усилиями Макс выдвинул заслонку из печной трубы, отчего ещё больше снега и прелой хвои просыпалось вниз. Никаких тайников под полом, никаких писем, зашитых в подушку кровати. Фамилия позаботилась о том, чтобы полностью очистить хижину от своей памяти. Почему Охотника оставили лежать так, как он лежал, или почему горные феодалы вообще не предали место преступления огню, оставалось только догадываться.
Проще оказалось с телом самого Охотника. К нему не прикасались. Максимилиан легко отыскал платок с вышитым именем владельца. В закостеневшей от холода коже прятались мешочки с округлыми и вытянутыми пулями старого образца. Кажется, такие назывались пулями Минье. Пожелтевший охотничий рог на поясе хранил запас пороха. От фляжки пахло чем-то кислым и уже давно неупотребимым в пищу. Зато маленький флакон, найденный в потайном кармане пыльника, так и не был распечатан. Полупрозрачная винно-красная жидкость нехотя перекатывалась в стеклянной колбе, украшенной едва читаемой этикеткой — на ней говорилось, что основанием смеси послужила вода из чешской скважины. Герб аптекарских производств доктора Арно из Льежа читался на залитой воском пробке несмотря на долгие года...
Когда обыск подходил к концу, лёгкость схлынула. Тревожное чувство взглядов, словно бы наблюдающих сквозь узкие окна из мешанины снега и хвои, охватило Максимилиана. Но, сколько он ни прислушивался, он не мог уловить закономерности в скрипе ветвей и хмуром шёпоте леса. А солнце, тем временем, деликатно коснувшись небосклона, начало крениться к западу. День не обещал продлиться долго.