В полумраке тесного, но удивительно уютного зала царило тепло. Запах горького шоколада въелся в балясины низкого потолка и был неистребим ничем, что могла бы предложить цивилизация. В кирпичной пасти камина у южной стены гудел огонь, распространяя вокруг волны живого тепла, а пол устилали плотно пригнанные друг к другу доски паркета. Их дерево потемнело от времени так, что казалось практически чёрным: должно быть, оно видело ещё расцветы фюрстов старой эпохи. Сменялись империи, а паркет в кондитерской маленького городка оставался всё тем же, темнея и набираясь массивной прочности. Поверх, в несколько густых слоёв, лежали ковры пышной бухарской работы, хотя света немногочисленных керосиновых ламп не хватало, чтобы разобрать затейливый восточный орнамент. Те перемигивались слабыми огоньками в жестяных плошках, расставленных по круглым отполированным столикам. В свою очередь, каждый из столов окружало по два-три стула с кожаными сиденьями. Стеклянные колпаки не позволяли огонькам потухнуть, а когда керосин кончался, усталая девушка в аккуратном переднике бесшумно возникала из полутьмы и заправляла лампу из масленицы с узким жестяным горлышком.
В этом царстве тяжёлых шёлковых штор, ковров, разбросанных по залу подушек и тканых ширм, сокращавших и так тесное пространство, не было места зиме. Но зима присутствовала — западную стену занимали витрины, разбитые на равномерные узкие прямоугольники. Сквозь шторы, надёжно отгораживавшие посетителей кондитерской от случайных взглядов, можно было увидеть синеватый свет фонарей на высоких кованых шестах и искрящиеся сугробы плотного, влажного снега. Мостовая терялась под его слоем как паркет исчезал под азиатскими паласами. Ровный строй аккуратных трёхэтажных домов, украшенных то вывесками скобяной лавки, то латунной табличкой с именем практикующего солиситора или почтенного домашнего врача, составлял единственную и неизменную декорацию на несколько кварталов вокруг. Временами в него вплетались узкие переулки или сквозные подъезды, войдя в которые, человек выходил на другом конце улицы. Тут и там, под искусно устроенными навесами из хвойных ветвей или зимнего плюща, скрывались арки проходов на небольшие площади, окружённые тремя-четырьмя домами. Где с трудом поместился бы двухместный экипаж, находилось место для питьевых фонтанов, оформленных лицами античных богов, или пустующих по зимнему времени столиков, где соседи собирались за продолжающейся из вечера в вечер шахматной партией. Укромные траттории, ажурные мостики над морозными водами единственного городского канала, высокие шпили кирхи и средневековой ратуши сплетались в монотонный ансамбль, искусно растворивший в себе призраков-жителей и эхо слов.
Городок, а скорее — альпийская деревушка, упорно карабкающаяся к статусу города, стоял на берегу горного озера, из которого и брал начало канал. Сложенные из дикого камня набережные тянулись параллельно древесным аллеям и железному частоколу фонарей, перебрасываясь между собой редкими мостиками. Под их горбатыми силуэтами, в узкой протоке незамёрзшей чёрной воды, изредка скользили ялики, а на пути к кондитерской Максимилиан даже заметил примёрзший ко льду паровой пакетбот у хрупкой пристани.
Напольные часы в углу глухо отсчитывали минуты. На узкой лестнице за стойкой спал огромный белый кот, измазавшийся в саже. Среди больших бутылей с сиропами и ликерами возвышались башни рассыпчатого неаполитанского печенья, а в ледовых ящиках ждали своего часа большие куски бельгийского шоколада, от которых всё та же служанка откалывала нужные порции остроносым серебряным ломиком. Старый хозяин, шаркая среди пустующих столиков, поместил блюдце с вишнёвым суфле среди россыпей изжелта-рыжих патронов. Те с негромким стуком раскатились по столешнице.
— Молодой господин затеял опасную игру, — без осуждения произнёс старик, расставляя десертный прибор. — Как те, кто был до него; кто придёт после…
На сухом лице, обветренном за долгие горные дни, проскользнула безжизненная улыбка. Его голос казался надтреснутым, тревожным.
— Молодой господин силён, да-а… этого не отнять. Но молодой господин должен быть готов. Лишь здесь безопасно.
Десертная ложечка звякнула, заняв своё место.