Последние слова наёмника заглушает громкий, хриплый, булькающий смех существ. Он разливается по туннелю, словно гнойная жижа из опрокинутого чана, и прилипает ко всему, к чему прикасается. Он надолго остаётся в ушах, в разуме, от него кожа покрывается мурашками, а самые мучительные мысли о скоротечности жизни, и полной бессмысленности существования встают в полный рост. Потому что так смеются те, для кого имеют значение только их личное удовольствие, а любая жизнь вне его не представляет никакого значения. Самый близкий к наёмнику синобит, слегка наклоняется, оказавшись почти лицом к лицу с Лагвусом:
-С такими предложения не далеко и опозориться, кляйне, либе человек. Печальное отсутствие фантазии. - Его длинная шея чуть изгибается, словно пытается обвить голову наёмника. Рука, растущая из-под челюсти, ложится на плечо человека, томно сжимая его тонкими пальчиками. - Последним, уже надоевшим нам развлечением, было насадить человека на стольной стержень, и начать медленно его вращать. А единственный выход для смазывания стержня - слизывать с червей Нидуса* жёлчные выделения, что приводят к неконтролируемому расстройству желудка, и диарее. Но рано, или поздно, содержимого желудка перестаёт хватать, и пересохшие стенки задницы прилипают к стержню. И тогда, через несколько поворотов, нутро человека проворачивается вместе с ним. Но мне нравится твой запал, человек. Вполне возможно, ты близок к нам по духу, пусть и совершенно лишён фантазии. А про людей на поверхности - неужели ты думаешь, что мы бы сидели здесь, если бы была возможность выбраться наружу? Ты оскорбляешь меня в лучших чувствах, Лагвус.