Дон пришел в себя. Сложно сказать, сколько истинного смысла было в этой фразе, поскольку дон в процессе божественного причащения (а как-то иначе это назвать язык не поворачивался) осознал нынешнее призвание, и потому ощутил некоторые перемены в личности. И вдобавок, вернулся в тело Евы.
Богини, да.
Любви, да.
Дон Родриго Эскобар Веласкес, зовите меня просто Ева. Хм.
Это было бы сложно осознать, оформить в какие-то логические концепции, которых требовала вся суровая солдатская сущность дона, если бы дон Любовь сейчас нуждался в оформлении чего либо.
Да черта с два. Одним мановением божественной воли неразрешенные вопросы отправились куда подальше по крайней мере на ближайшие пять минут.
Ева сладко потянулась, ощущая угасающие вибрации в каждой клеточке, и, сбросив с себя Джека, встряхнула волосами, глядя на него. А потом неожиданно впилась в него губами, укусив коротким и острым поцелуем.
— Спасибо, мальчик, и проваливай.
Нежный шепот, преисполненный благодарности, щелчок пальцев — и Джек проваливается из ее дома.
Куда — дону Любовь не интересно. Потом найдется, если понадобится. А пока — муж пришел, объясняться надо.
— Я в спальне, дорогой! Иди сюда и убей меня! А если сможешь сделать это дважды, я приготовлю тебе завтрак!