- Вы слишком слабы, девочка, слишком хрупки для вечности. - Ответил Генрих, он как будто не замечал её касания. - Это дерьмо, в которое мы с тобой вляпались, тянется тысячи лет. Можно говорить о разной херне, о охотниках и добыче, о даре и проклятии, но суть одна. Мы те кто мы есть, бессмертные кровососы, а люди лишь корм. Ты выделяешься из толпы, ты обладаешь той страстью, что стала тухнуть во мне, ты знаешь... Думаешь что знаешь как изменить этот сраный мир, и идешь ради этого на все. Это хорошо. Это не изменится, по крайней мере не сразу, особенно если будешь стараться. Мое сердце не бьется сто восемьдесят лет, но и теперь мои идеалы со мной, хоть и потускнели. Понимаешь... Хотя ты наверное не поймешь... Для меня всегда была отвратительна даже мысль о том чтобы лишить другого жизни, но иногда нет другого пути. Ты видела Лёву. Ему семьдесят с небольшим, когда-то он был силен, хитер и амбициозен, а сейчас лишь тень себя прежнего. Это то, что мы делаем со смертными, которые нам нужны, это наш дар и наше проклятье, девочка, а еще...
Генрих замялся, он не знал что сказать, перед ним была обычная смертная женщина, но для него она была уже его потомком, сородичем, почти равной.
- У меня еще не было этого... - Он кажется улыбнулся, так двусмысленно это звучало. - Мой сир, - в этом слове было столько почтения, любви и ненависти, сколько только способен выразить голос в этих трех буквах, - Она просто прижала меня к стенке, и все сделала. Я не хотел такой судьбы для других, мне это казалось не правильным, но чем дольше я с тобой говорю, тем лучше понимаю, что это наиболее верный путь.